Кровавые вороны Рима
Шрифт:
Катон налил в кружку поску – традиционный напиток легионеров, представляющий собой разбавленное вино.
– Повезло, что парень попал к нам в руки.
– Верно, – согласился Макрон. – Однако хотелось бы знать, что он делал в этой деревне.
Отхлебнув из кружки, Катон на мгновение задумался.
– Возможно, его послал туда Каратак, чтобы завербовать новых сторонников. Или лично посмотреть, какое впечатление производит Квертус на его союзников, и переманить их на свою сторону. Лучше, если он сам расскажет.
– Он не произнес ни слова. Ребята Севера над ним славно
– Надеюсь. Я приказал Квертусу подключить к допросу его людей.
– Зачем понадобилось прибегать к его помощи? – насупился Макрон.
– Я – префект фракийской когорты и командующий фортом, а потому считаю необходимым при каждой удобной возможности напомнить об этом Квертусу и его… моим людям.
– Не думаю, что фракийцам повезет больше, чем моим парням, – устало вздохнул Макрон. – Хотя один их вид способен повергнуть в ужас кого угодно, хоть и Маридия. И все же я не разделяю твоих надежд.
– Если не заставим заговорить, можно использовать Маридия в качестве заложника, уповая на братские чувства Каратака. В любом случае, его нужно доставить в Глевум. Маридий слишком важный пленник, и держать его здесь неразумно.
Макрон согласился с другом и перевел разговор на другую не менее важную тему.
– А как поступим с остальными пленниками? Не держать же их в форте.
После сражения, состоявшегося восемь дней назад, в плен сдалось всего около пятидесяти человек. Большинство предпочло смерть в бою, или их зарубили фракийцы, и свой выбор эти люди сделать не успели. По возвращении когорты в Брукциум всех пленных согнали в одну из пустующих казарм и надежно заперли. Кормили их скудным пайком раз в день, а каждое утро разрешали выносить парашу. Воины гарнизона уже съели большую часть продуктов, награбленных в деревне, и скоро придется расходовать запасы, хранящиеся в крепости в хлебном амбаре.
– Я уже определил их судьбу, – сообщил Катон. Он сидел за столом на к'oзлах, который служил вместо письменного. Откинувшись назад, он наблюдал за Децимусом, который снял с подноса миску с едой и бронзовую ложку и поставил перед командиром. – Их отправят под охраной в Глевум. Сопровождать пленных будут четыре эскадрона фракийцев под командованием Квертуса.
Оторвавшись от своей миски, Макрон удивленно поднял брови.
– С чего ты взял, что он согласится?
– Потому что это приказ. Я устрою так, что, если Квертус откажется, это придется сделать перед всем гарнизоном. И тогда посмотрим, за кем пойдут воины.
– Не хочу тебя расстраивать, но фракийцы поддержат Квертуса, все до единого, – вздохнул Макрон.
– Думаю, ты прав. Вот почему мы ждем прибытия колонны подкрепления. И когда твои легионеры наберутся сил, будет достаточно людей, чтобы повернуть события в нужное нам русло. Если выбрать подходящий момент, Квертусу придется либо пойти на попятный, либо выступить против превосходящих сил. Он переступил черту, но путь к отступлению еще не закрыт. Так что хочу дать ему еще один шанс.
После долгого молчания
– Во имя всех богов, зачем ты это делаешь, Катон? По приказу этого ублюдка тебя пытались убить.
Катон опустил голову на сложенные на столе руки, обдумывая, что ответить другу. Макрон, разумеется, прав. Фракиец опасен, его поступками движет безумие, понять которое невозможно. И дело не в диких способах ведения войны и не в присущей его народу кровожадности. Квертус жаждет мести, снедаемый желанием стереть с лица земли всех силуров и все, что о них напоминает. Однако следует признать, насаженные на колья головы, разлагающиеся трупы и сожженные дотла селения оказывают должное действие и навевают ужас на врагов. Силуры испытывают дикий страх перед фракийской когортой и при виде знамени Черных Воронов обращаются в бегство в надежде спасти свои жизни. Наверное, на войне лучшее оружие – страх. Ничто не может перед ним устоять: ни самые лучшие доспехи, ни высокие земляные валы. Звериной стратегии Квертуса, основанной на запугивании противника, можно противопоставить разве лишь равной силы мужество. А значит, главным оружием на войне все-таки является ужас…
В следующее мгновение Катон, презирая себя за холодную расчетливость, отбросил в сторону постыдные мысли. Он не Квертус и никогда ему не уподобится. В то же время Катон не отрицал, что и сам способен на подобную жестокость. Разница между ним и фракийцем в том, что Катон предпочитает не быть жестокосердным… Или это просто отговорка, которую он придумал, чтобы оправдать нравственную трусость. Глядя на друга, Катон размышлял, стоит ли делиться с ним своими сомнениями. С точки зрения Макрона, Квертус вынес себе смертный приговор, когда распорядился избавиться от Катона. Все остальное не имело значения. В суждении о людях Макрон выбирал прямой путь и не любил рассуждать.
– Если Квертус согласится сопровождать пленных в Глевум и не будет путаться под ногами, мы сможем полностью контролировать ситуацию. А по возвращении ему уже не удастся вернуть прежнюю власть. Если же попытается, я буду вынужден действовать в соответствии с уставом, и арестую его за нарушение субординации и за попытку мятежа. А затем последует надлежащая правовая процедура.
– Да что с тобой, Катон, мать твою? Опомнись! – простонал Макрон. – Какая, в задницу, правовая процедура, когда эта мразь бьет тебе в спину? Если враг затеял грязную игру, плати ему той же монетой. Только скажи, и я вспорю ублюдку мечом брюхо, не пролив ни единой слезы. Таково мое понимание правовой процедуры.
Катона пылкая речь друга застигла врасплох.
– Ну, видишь ли… – Он замолчал, давая Макрону возможность остыть и уж потом продолжить разговор.
За спиной осторожно кашлянул Децимус.
– Мне можно идти, господин префект?
– Да, и поищи себе какой-нибудь еды, – разрешил Катон.
– Благодарю, господин. – Децимус направился к выходу, намереваясь оставить друзей наедине, но тут его окликнул Макрон.
– Эй, Децимус, посмотри, не осталось ли силурского хлеба на офицерском складе. Если найдешь, принеси по буханке каждому.