Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

Снайдер Тимоти

Отбор для работы сохранял некоторым людям жизнь, но разрушал коллективный дух сопротивления. Хотя немцы были далеки от точности в своих наблюдениях за разницей между зарегистрированными работниками и другими, отбор создавал принципиальное социальное разделение между евреями, у которых были документы, и теми, у кого их не было, и вызывал всеобщую обеспокоенность по поводу личной безопасности. Люди полагали, что они и их семьи могут оставаться в гетто, имея правильную работу и правильные документы. Такая приватизация надежды была приговором для чувства солидарности. Имеющаяся энергия расходовалась на охоту за документами, а не на координацию действий по сопротивлению. Никто (пока) не пытался вырвать монополию силы внутри гетто из рук немецкой и еврейской полиции. Пока не было группы евреев, желающих сопротивляться еврейской полиции, облавы и депортации могли продолжаться под немецким надзором, но при довольно ограниченном немецком контингенте [547] .

547

Urynowicz M. Gross Aktion – Zaglada Warszawskiego Getta. – Pp. 109–111. Также см.: Gutman I. Resistance: The Warsaw Ghetto Uprising. – P. 142.

К

августу 1942 года немцы потребовали, чтобы каждый еврейский полицейский приводил для депортации ежедневно по пять евреев, а иначе начнут депортировать членов их семей. Это привело к тому, что зачистили тех, кто не мог себя защитить. Большие приюты для сирот опустели 5 августа. Известный педагог Януш Корчак повел обоих своих детей на Умшлагплац. Он держал их за руки и шел, высоко подняв голову. Среди 6623 человек, депортированных в тот день вместе с ним, были педагоги и воспитатели сирот в гетто, например, его коллега Стефания Вильчинска и многие другие. Полицейские привозили на умшлагплац старых и малых на повозках. Еврейские полицейские забрали маленькую девочку из дома в то время, когда ее мать бегала где-то по делам. Ее последние слова перед депортацией в Треблинку были записаны: «Я знаю, что вы хороший человек, пан. Пожалуйста, не увозите меня. Моя мама ушла только на минуту. Она вернется через мгновение – а меня нет; будьте так добры, не забирайте меня» [548] .

548

О Корчаке см:. Kassow S.D. Who Will Write Our History? – P. 268; Friedl"ander S. The Years of Extermination. – P. 429. Цит.: Engelking B., Leociak J. The Warsaw Ghetto: A Guide to the Perished City. – P. 676.

За первые два месяца «Большой операции» около 265 040 евреев забрали на Умшлагплац и еще около 10 380 были уничтожены в самом гетто. Осталось приблизительно шестьдесят тысяч евреев. Это в основном были сильные молодые мужчины [549] .

* * *

Каждая стадия массового уничтожения варшавских евреев была настолько ужасной, что порождала надежду на ближайшее будущее, которое, по крайней мере, должно быть лучше недавнего прошлого. Некоторые евреи действительно верили, что работа на востоке будет лучше, чем их жизнь в гетто. Собравшимся на Умшлагплац евреям можно простить то, что они предпочитали погрузку на поезда неопределенному ожиданию под палящим солнцем без еды, воды и туалетов. Присматривать за Умшлагплац было поручено еврейской полиции, которая иногда освобождала своих знакомых или людей, которые могли себе позволить подкупить полицейских. Эмануэль Рингельблюм записал, что еврейские полицейские иногда требовали в дополнение к наличке еще и плату «натурой», то есть секса с женщинами, которых они спасали [550] .

549

О вышеуказанных цифрах см.: Friedl"ander S. The Years of Extermination. – P. 230. Более высокие цифры приведены в: Drozdowski M.M. The History of the Warsaw Ghetto in the Light of the Reports of Ludwig Fischer. – P. 192 (315 тысяч человек); Bartoszewski W. Warszawski pier'scie'n 'smierci. – P. 195 (310 322 человека).

550

Treblinka // Dokumenty і materialy. Obozy. / Ed. by Blumental M. – L'od'z: Wydawnictwa Centralnej Zydowskiej Komisji Historycznej, 1946. – P. 174. Об оплате «натурой» см.: Trunk I. Judenrat. – P. 512.

Уже в поезде иллюзии улетучивались. Хотя евреев уверяли, что они едут в трудовой лагерь «на востоке», некоторые из них, должно быть, подозревали, что это вранье: в конце концов, именно люди с рабочими сертификатами остались в Варшаве. Если целью была физическая работа, тогда почему первыми отправляли самых старых и самых маленьких? Эти поезда имели самый низкий приоритет в системе железнодорожных перевозок, и часто требовалось несколько дней, чтобы добраться до места назначения, которое на самом деле было расположено близко к Варшаве – Треблинка была всего в сотне километров на северо-восток. Евреям не давали ни еды, ни воды, они массово умирали во многих железнодорожных партиях. Дети слизывали друг с друга капли пота. Матери иногда выбрасывали маленьких детей с поезда, надеясь, что у них будет больше шансов выжить в поле, чем там, куда направлялся поезд. Некоторые родители объясняли своим очень маленьким детям, рожденным в гетто, то, что те могли рассмотреть из окон вагона или сквозь щели в дверях. Самые маленькие никогда до этого не видели ни полей, ни лесов. И никогда больше не увидят [551] .

551

Про пот см.: Arad Y. Belzec, Sobibor, Treblinka: The Operation Reinhard Death Camps. – P. 64. О полях и лесах см.: Wdowinski D. And Are We Not Saved. – New York: Philosophical Library, 1985. – P. 69.

Поляки кричали вслед проезжавшим поездам. Некоторые из выживших евреев с ненавистью вспоминали характерный жест – приставленное к горлу ребро ладони: этим жестом евреям пытались дать понять, что они умрут, хотя поляки не обязательно желали им этого. Некоторые поляки просили денег; другие, видимо, более милосердные, а может, с другими потребностями, просили отдать им детей. Янкель Верник вспоминал о собственной отправке из Варшавы в числе самых первых: «Мои глаза вбирали в себя всех и все, однако я не мог осознать всей чудовищности беды». Никто не мог [552] .

552

О Вернике см.: Kop'owka E. Treblinka. Nigdy wiecej. – Siedlce: Muzeum Rejonowe, 2002. – P. 28.

В каждом составе было по пятьдесят семь – шестьдесят вагонов, то есть примерно по пять–шесть тысяч человек. По прибытии на ближайшую к Треблинке железнодорожную станцию поезд останавливался. Затем, после ожидания, тянувшегося по нескольку часов или даже дней, подтягивался другой локомотив и увозил девятнадцать–двадцать вагонов (тысячу семьсот – две тысячи человек) на подъездной путь внутри фабрики смерти Треблинки. Второй локомотив толкал вагоны, а не тянул их, так что машинист двигался спиной вперед, никогда сам не видел фабрики смерти и не входил в нее [553] .

553

Arad Y. Belzec, Sobibor, Treblinka: The Operation Reinhard Death Camps. – P. 81; Mlynarczyk J.A. Treblinka – ein Todeslager der «Aktion Reihard» // Aktion Reihardt, Der V"olkermord an den Juden im Generalgouvernement 1941–1944 / Ed. by Musial B. – Osnabr"uck: Fibre, 2004. – P. 266; Ob'oz zaglady Treblinka. – P. 141; Kr'olikowski J. Budiwalem most kolejowy w poblizu Treblinki // Biuletyn Zydowskiego Instytutu Historycznego. – 1964. – № 49. – P. 49.

Из каждого вагона евреев, которые еще были живы, выгоняли «травники», размахивая винтовками и щелкая кнутами. Почти все евреи, депортированные в Треблинку, погибли за первые несколько недель, но не так «гладко», как в Белжеце и Собиборе, и не так, как немцы планировали. Регулярные и массивные партии евреев переполнили маленькие газовые камеры в Треблинке очень быстро, поэтому немцам и «травникам» пришлось прибегнуть к расстрелам. «Травников» к выполнению такого задания не готовили, они плохо с ним справлялись, но все же выполняли. К августу подъездной путь к фабрике смерти в Треблинке был окружен горами трупов.

Оскар Бергер, прибывший с новой партией 22 августа, вспоминал «сотни тел, лежащих вокруг». Янкель Верник вспоминал свое прибытие 24 августа: «Лагерный двор был устелен трупами, некоторые все еще в одежде, а некоторые голые, с лицами, обезображенными страхом и ужасом, черные и вспухшие, глаза широко раскрыты, языки высунуты, черепа разбиты, тела покорежены». Еврей, прибывший накануне, 23 августа, едва сам не угодил в эту кучу. Его отобрали для работы, что преимущественно означало прибирать человеческие останки. Он вспоминал, как проводилось уничтожение в первые недели действия Треблинки: «После того, как мы вышли из вагона, немцы и украинцы с кнутами в руках погнали нас во двор, где приказали лечь на землю лицом вниз. Затем они прошлись и расстреляли нас в затылок». Адам Kжепицки, прибывший 25 августа, записал похожие воспоминания: «Трупы людей разного возраста, в разных позах, с разным выражением на лицах в тот момент, когда они перестали дышать. Вокруг только земля, небо и трупы!» Эдвард Вейнштейн запомнил следующий день, 26 августа: «И я выглянул и увидел Ад. Горы тел на платформе доставали до окон вагонов для скота». Франц Штангль, немецкий (австрийский) офицер полиции, командовавший фабрикой смерти в Собиборе, был направлен расследовать хаос в Треблинке. Он был человеком, которого нелегко было потрясти видом смерти и который, в отличие от прибывающих евреев, имел некоторое представление о том, чего ожидать. Он, тем не менее, был потрясен увиденным: «Запах был неописуемым; сотни, нет, тысячи тел повсюду, разлагающихся, гниющих» [554] .

554

О 22 августа см.: Evans R.J. The Third Reich at War. – P. 290. О 23 августа см.: Mlynarczyk J.A. Treblinka – ein Todeslager der «Aktion Reihard». – P. 262. О 24 августа см.: Wiernik Y. A Year in Treblinka. – New York: General Jewish Workers’ Union of Poland, 1944. – P. 8. О 25 августа см.: Krzepicki A. Treblinka // Biuletyn Zydowskiego Instytutu Historycznego. – 1962. – № 43–44. – P. 98. О 26 августа см.: Shoah FVA. 02694. Цитату Штангля см.: Sereny G. Into That Darkness: From Mercy Killing to Mass Murder. – New York: McGraw Hill, 1974. – P. 157.

Ирмфрид Эберль, немецкий (австрийский) доктор, возглавлявший Треблинку, возжелал доказать, чего он стоит. Он хотел убить столько людей, чтобы это перевыполнило нормы всех других начальников других фабрик смерти – шефов полиции в Белжеце и Собиборе. Он продолжал принимать партии в августе 1942 года, даже когда количество людей, которых предстояло уничтожить, намного превысило вместительность фабрики смерти, на которой их травили газом. Смерть тогда вышла наружу: от газовых камер к месту ожидания во дворе, а со двора – к вагонам, стоящим на станции или на рельсах, или еще дальше по территории оккупированной Польши. Евреи все равно погибали, почти все, но теперь нескольким удалось сбежать с поездов, что очень редко случалось во время первых партий, доставленных в Собибор и Белжец [555] .

555

Arad Y. Belzec, Sobibor, Treblinka: The Operation Reinhard Death Camps. – P. 87.

Убежавшие с поездов пробирались назад в Варшавское гетто и часто имели представление о том, чего им удалось избежать. Дезорганизация также привлекала внимание сторонних наблюдателей. Из-за всевозможных проволочек у поездов с немецкими солдатами, следовавшими на восточный фронт, были все шансы проехать мимо или застрять позади одного из таких поездов смерти; многие соглядатаи делали фотографии, других выворачивало от зловония. Некоторые из этих солдат направлялись на юго-восток Советской России для участия в наступлении на Сталинград. Те немецкие солдаты, которые видели партии, направляющиеся в Треблинку, понимали (если хотели понимать), за что именно они сражаются [556] .

556

Wdowinski D. And Are We Not Saved. – P. 78; Arad Y. Belzec, Sobibor, Treblinka: The Operation Reinhard Death Camps. – P. 65.