Кровавый апельсин
Шрифт:
– Нам придется наложить финансовое наказание. Штраф составит двадцать фунтов.
Учительница – миссис Адамс, я почти уверена, что ее зовут миссис Адамс, – делает запись в ноутбуке и захлопывает его, стуча ногтями с красным лаком по его крышке. Закусив губу, я четко осознаю, что, если бы не старалась фигурировать в «блэкберри» Патрика, не удостоилась бы записи в этом ноутбуке.
– Простите, у меня была важная встреча за пределами города. И я была уверена, что Матильду вовремя заберет мой супруг.
– Вчера он предупредил нас, что Матильду заберете вы. Она так обрадовалась, что вы приедете
«В кои веки» учительница не озвучивает, но ей и не нужно. Я старательно не обращаю на это внимания.
– Извините, я, наверное, неправильно его поняла. Ничего страшного, бывает. Но сейчас я здесь. Пошли домой, Матильда!
Я тянусь за дочкиным ранцем.
– Двадцать фунтов нужно уплатить сейчас.
Учительница встает между мной и Матильдой – эдакий барьер из серого трикотажа загораживает меня от дочери. А если обратиться к ней менее официально, может, это поможет?
– Миссис Адамс, я еще раз извиняюсь за опоздание. К сожалению, двадцати фунтов у меня с собой нет – остатки наличности я потратила на такси, чтобы скорее добраться сюда с вокзала. Вы назначили время, и я едва успела. Деньги мы принесем завтра. Пожалуйста, миссис Адамс…
– Мисс, а не миссис! – резко перебивают меня.
– Мисс Адамс. Простите. Деньги будут завтра. Пошли, Матильда!
Я делаю шаг в сторону и тянусь к дочери. Серый барьер тоже двигается с удивительным проворством для такой ширины.
– Андерсон. Моя фамилия Андерсон. Я отвечаю за группу продленного дня и слежу за пунктуальностью родителей. Завтра штраф составит тридцать фунтов.
Порозовев, учительница вскидывает подбородок. Похоже, стычка со мной – гвоздь ее сегодняшней программы.
Я смотрю на часы: мы препираемся уже минут десять. За это с меня тоже оштрафуют?
– Мисс Андерсон, завтра утром я принесу двадцать фунтов. Наличными. В конверте. Ваше имя на нем напишу. Простите за доставленные неудобства, но сейчас я заберу дочь домой.
Раз – и я протаскиваю Матильду в брешь между стеной и мисс Андерсон. Опустив голову, Матильда бросается ко мне в тот самый момент, когда учительница делает выпад в сторону, чтобы ее перехватить. Мой взгляд учительница встречает совершенно спокойно, а в следующий миг я вывожу из школы и дочь, и сумку на колесиках. Мисс Андерсон что-то бормочет мне вслед про завтрашний день, но с меня хватит. Прочь от здания школы, быстрее за ворота, пока меня не притянуло обратно под злой взгляд учительницы! Останавливаюсь я, лишь свернув за угол.
Я притягиваю Матильду к себе и обнимаю:
– Прости, милая, я боялась, что она никогда нас не отпустит.
– Она так злилась! – шепчет мне в плечо Матильда с восторгом и страхом.
– Знаю, знаю, прости! Пошли, конфет купим. Нужно какое-то лекарство от шока…
Матильда смеется, и в первом попавшемся магазине я покупаю ей две упаковки желейных «Миллионс» и чупа-чупс.
Мы медленно спускаемся по холму к Арчуэю. Лондонский горизонт плывет перед глазами, силуэт Шарда [12] вспарывает туман, который я отказываюсь считать слезами. По крайней мере, Матильда довольна и с удовольствием уплетает конфеты. Я вытираю глаза рукавом. Таскать за собой сумку на колесиках надоело до ужаса – бросить бы ее в ближайшую урну, запихнуть и примять, чтобы утонула в море оберток от бургеров и пакетиков с собачьим дерьмом. Это же ярмо по-современному, отличительный знак барристеров,
12
Шард – небоскреб в Лондоне высотой 309 метров.
– Такое больше не повторится! – обещаю я, опускаясь на колени рядом с дочкой.
Матильда обдумывает услышанное и улыбается.
– Ты же не нарочно, – говорит она. – Значит, ничего страшного.
Я улыбаюсь ей в ответ, и она меня обнимает. Остаток пути мы идем молча под скрип колес моей сумки и хруст Матильдиных конфет.
– Я даже злиться на тебя больше не могу. С этим нужно заканчивать. Ты должна стать организованнее. – Голос Карл не повышает. Ему и не нужно.
– Наверное, я дни спутала. Ты же вроде сказал…
– Ты же знаешь, что по вторникам я допоздна с пациентами. – Карл качает головой и поворачивается к томатному соусу на плите.
– Наверное, я напутала, – повторяю я, потому что сказать больше нечего.
– Да, наверное. А потом взяла и накупила Матильде конфет. Ужинать теперь она не будет.
Я жду продолжения упреков, но Карл наливает в кастрюлю воды из чайника и кладет две горсти макарон. Когда он принимается натирать пармезан, я тихонько выбираюсь из кухни. Молчание хуже любых упреков. Нужно исправляться.
Глава 6
Прошла неделя. Октябрь в самом разгаре, как и процесс в Бэзилдонском суде короны, на котором я защищаю футболиста среднего пошиба, обвиненного в незаконных половых сношениях с несовершеннолетней. Можно с полной уверенностью сказать, что процесс получился не слишком успешным, подсудимый вел себя отвратительно, и, даже будучи его представителем, я рада, что ему дали пять лет. После оглашения приговора я навещаю его в изоляторе.
Дожидаясь у двери, я проверяю электронную почту. Спам, спам, новости по разным судебным процессам, сообщение от Патрика. От Патрика! Я открываю письмо с бешено бьющимся сердцем. На прошлой неделе мы виделись только раз, вечером четверга у него в квартире. Патрик эсэмэской спросил, свободна ли я, и позвал к себе. Когда я приехала, уже смеркалось, а потом лежала рядом с ним, смотрела, как темнеет за закрытым жалюзи окном, и слушала, как Боб Дилан поет о том, что не стоит думать дважды [13] . Вместе с ним, рядом с ним было так хорошо…
13
Имеется в виду песня американского певца и поэта Боба Дилана „Don’t think twice, it’s all right”, написанная в 1962 году, выпущенная в 1963 году.
«След встреча с Мадлен Смит назначена на среду. Потом нужно поговорить о деле. Разберись с яслями».
Я морщусь сотовому. Мы язвим и пререкаемся, словно вечера четверга в помине не было. Тогда он дышал мне в макушку, наши сердца бились в унисон, мы поцеловались, когда кончили. «Редкостный вечер», – сказал тогда Патрик. Идиллия. Я даже вздохнуть боялась, чтобы ее не нарушить. Когда одевалась, Патрик смотрел в телефон и едва поднял голову, чтобы попрощаться, хотя я пыталась его поцеловать.