Кровные узы, или История одной ошибки
Шрифт:
Очнувшись, я поняла, что нахожусь в послеоперационной палате и Джейми сидит рядом. Он сказал, что у меня началось кровотечение, но теперь я иду на поправку. С Мэгги все прекрасно, и я могу иметь еще сколько угодно детей.
Слово Мэгги озадачило меня. Кто такая Мэгги? Внизу живота я чувствовала ноющую боль, как будто все еще была беременна. Я была испугана своей забывчивостью. Джейми понадобилось несколько минут, чтобы успокоить меня.
Когда мне, наконец, через тридцать шесть часов после ее рождения дали в руки малышку, я абсолютно ничего не почувствовала. Никакого материнского инстинкта, никакого желания рассмотреть ее поближе. Ничего.
– Разве она не прелестна? – Сияющий Джейми стоял у кровати,
Все в доме, казалось, думали, что я вернулась из той кроличьей норы. Я была единственным человеком, который знал, что я застряла между черной пропастью и реальным миром.
– Она хорошо ест? – спросила мисс Эмма.
Джейми посмотрел на меня, и это означало, что мне надо выдавить в ответ какие-то слова.
– Я… – Я откашлялась. – У меня кое-какие проблемы. Она плохо сосет.
Как я мечтала о том, как буду нянчить свою малышку! Работая в отделении педиатрии, я с завистью и сладким предвкушением смотрела, как матери кормили младенцев, скрепляя этим тайную, священную связь с ними. Но оказалось, что мои соски слишком маленькие, и ребенку было трудно за них ухватиться. В больнице сестры одна за другой пытались помочь мне. Консультант тоже проводил со мной много времени. Иногда мне удавалось накормить девочку, но гораздо чаще она заходилась в крике. Женщина-консультант убеждала меня, что ребенок получает достаточно пищи, но меня все это удручало.
– Так перейди на молочную смесь, – проговорила мисс Эмма, как будто это было так просто. – Я вырастила на смесях обоих своих мальчишек, и они получились очень даже ничего.
Насчет Джейми я могла согласиться, но Маркус был под большим вопросом. Он до сих пор находился на искусственном вскармливании. Но все равно от ее предложения мне на глаза навернулись слезы. Она была первой, кто сказал мне, что прекратить кормить грудью – это не преступление.
– Но ведь это важно, мама, – вмешался Джейми.
Оттуда, где я сидела, я могла видеть личико ребенка. Малютка сморщилась и явно собиралась издать боевой вопль. Я почувствовала, как живот наполняет тупая боль.
– Совсем нет, – сказала мисс Эмма. – Какая разница, дорогой? – Она подняла ребенка и стала растирать ему спинку, но вопль раздался все равно. – Она хочет к своей мамочке, благослови ее, Боже. – Мисс Эмма передала ребенка Джейми (который, надо сказать, обращался с ней гораздо увереннее, чем я), и он понес ее к моему креслу.
– Попытаюсь ее покормить. – Я с трудом поднялась на ноги.
Джейми передал мне ребенка, и я направилась в комнату. Мне необходимо было побыть одной, но вовсе не из скромности, а потому что я не хотела иметь свидетелей своей неудачи.
В спальне я села на кровать, подложила под спину подушки в качестве опоры, и началось сражение под названием «кормление ребенка». Девочка плакала, я плакала. Наконец она начала сосать грудь, но совсем не с таким рвением, какое я наблюдала у других грудничков, не с тем удовольствием, какое испытывают младенцы на руках у матери. На лице ее выражалась покорность, как будто она должна была сосать мою грудь, потому что у нее не было другого выбора.
Из спальни я услышала, что Маркус вернулся домой.
– Привет, мама. – Я представила, как он большими шагами пересекает гостиную, чтобы поцеловать мисс Эмму в щеку. – Когда вы приехали? Видели уже мою маленькую племянницу?
– Боже всемилостивый! – услышала я голос мисс Эммы. – От тебя несет, как из низкосортной закусочной!
Я не слышала остального разговора, только приглушенный звук их голосов, включая голос какой-то молодой женщины – наверное, Маркус привел домой свою очередную подружку. Похоже, у него имелось по одной на каждый день недели.
Закрыв глаза, я слушала внутренний голос, который говорил
«Твой ребенок тебя не любит».
Я знаю, знаю, знаю.
«Ты даже не можешь дать ей достаточно молока».
Я знаю, знаю.
Ребенок отвернулся от моей груди, сморщив носик, что я могла интерпретировать только как отвращение. У меня от усталости кружилась голова.
– Джейми, – тихо позвала я.
Из гостиной слышался смех.
Собрав силы, я крикнула громче:
– Джейми!
Через мгновение он открыл дверь комнаты и заглянул внутрь:
– У тебя все в порядке?
– Можешь забрать ее ненадолго? Мне надо поспать.
– Конечно, Лори. – Он взял у меня ребенка. И лишь когда я зарылась в простыни и затихла в изнеможении, я почувствовала успокоение от возможности не думать о ней хотя бы час или два и одновременно стыд за себя.
Маркус вселился в наш дом за шесть месяцев до рождения моего ребенка, и это было счастье. Джейми разрывался между работой в агентстве недвижимости, пожарной частью и церковью, и его появление дома было непредсказуемо. Мне нравилась компания Маркуса, несмотря на то что иногда приходилось делить ее с одной из его временных подружек и шестью банками пива. Джейми устроил брата на стройку, где он обычно работал прорабом. Но по вечерам Маркус бывал свободен и даже иногда готовил ужин, когда я поздно возвращалась домой с работы в отделении педиатрии. Он помог мне превратить третью комнату в детскую, раскрасив стены в желтый и зеленый цвета и разместив там детскую кроватку и платяной шкаф, которые я купила. Он давно оставил свою игру на электрооргане, но включал стереоустановку в своей комнате так громко, что ее было слышно с берега. Однако, если я просила, он выключал свою музыку. Вообще-то он делал все, что я просила. Трения существовали не между Маркусом и мной, а между ним и Джейми. Они постоянно выясняли что-то друг с другом, и я поняла, что так они вели себя и раньше. С Маркусом Джейми был совсем другим, не таким, как с остальными людьми. Их он пытался понять, но по отношению к брату действовал раньше, чем успевал подумать. Музыка из его комнаты звучит слишком громко? Он кричал: «Маркус, заткни свою шарманку!» Если Маркус приходил домой за полночь, налетая на мебель и хлопая дверьми после многочасовой вечеринки, Джейми выскакивал из постели, и мне приходилось затыкать уши, чтобы не слышать их ругани.
Постепенно я поняла, что не стоит вмешиваться в этот водоворот раздражения между двумя братьями. Все это длилось слишком долго, и мой голос был лишь слабым, надоедливым жужжанием в их ушах, когда я пыталась примирить их. Это соперничество много лет назад породили родители с их пристрастным воспитанием любимого старшего сына. Маркус не был ангелом и любил разыгрывать дурачка, когда я пыталась поговорить с ним о том, как он ведет себя с Джейми. К тому же он слишком много пил. Хотя ему было всего двадцать, постоянные шесть банок пива возникали, пропадали и снова возникали в холодильнике с таким постоянством, что я сбивалась со счета. Мы начали понимать, почему родители решили выгнать его из дому.
– Ты знал, что он собой представляет, – сказала я Джейми во время одной из утренних пробежек по берегу моря. Это был редкий мартовский день, когда погода была такой теплой, что мы бежали по песку босиком. – Ты ведь знал, что он пьет, гуляет и скандалит.
– А также что он ленивый и безответственный.
– Он совсем не ленивый, – возразила я, вспоминая о его помощи в воспитании Мэгги. Но я не могла спорить с тем, что он безответственный. Несколько раз Маркус не приходил на работу, и мастер звонил Джейми и жаловался. Устроив Маркуса на стройку, Джейми, естественно, чувствовал ответственность за его поведение.