Кровью и жизнью
Шрифт:
Не без помощи моих соседей я легко вспорхнула на середину стола. Раздались жидкие хлопки и поощряющий (я надеялась) свист. Я набрала побольше воздуха в грудь и хриплым низким (ну, насколько получилось) голосом завела:
Хей-хо! Лежит сундук. Хей-Хо! На дне морском
Там золотых монет не счесть и жемчуг есть, но дело в том,
Хей-хо! На нем мертвец. Хей-хо! Навечно страж.
Но потревожь его покой — и душу демонам отдашь.
На каждое «хей-хо» я топала ногой, прыгала, скакала по столу, словно по качающейся палубе и
Хей-хо! Лежит сундук. Хей-Хо! На дне морском
Там золотых монет не счесть и жемчуг есть, но дело в том,
Хей-хо! На нем мертвец. Хей-хо! И с ним второй.
Хотел он всех умнее быть, но вечный лишь обрел покой.
И лишь когда смиренно, как молец на похоронах, пропела последнюю строку, осмелилась взглянуть на Диксона.
Тот сидел, сложив руки на груди и пристально на меня смотрел, прикусив нижнюю губу так, словно еле сдерживался, чтобы не заржать аки полковая лошадь. Одна радость: на жавшуюся к его плечу девицу он, кажется, не обращал особого внимания.
— Браво! — Загудели вокруг. — Молодец, малявка, бойкая. Ну, Джонсон, чем сестре ответишь?
Эверт неохотно взял протянутый ему инструмент, провел по струнам, подкрутил пару колков. Посидел, задумчиво перебирая тугие серебристые жилы, и негромко, без вступления, мерным речитативом, словно обращаясь к близкому другу, начал..
Мне уныние вряд ли знакомо,
Хоть устал я считать потери.
Не беда, что закрыты двери
Для того, кто не ведал дома.
Не зову тебя в путь за околицу.
Не имею такого права.
Если радость горчит отравой,
То и счастье слезами кончится.
Все притихли. Эверт пел легко, чуть наращивая громкость, без кривляний или нарочитого надрыва. Перебор лился из-по его пальцев, смешиваясь со словами и спокойный его голос тревожил что-то глубоко внутри, словно и там была натянута тонкая невидимая струна.
Ничего, что разодрано в клочья
Снова сердце...Сращу да склею.
Все отдал бы я, что имею,
Но к чему тебе доля волчья?
Жребий брошен, счета оплачены.
Бесприютна дорога стылая.
Так живи за двоих, любимая,
Мне иное судьбой назначено.
Голос медленно становился глуше. А на лице исполнителя проявлялась печальная блуждающая улыбка. И от нее, от этой тихой музыки и от бесконечной горечи слов к горлу подступал комок и хотелось выть от какой-то высшей несправедливости. Пару мгновений все так и сидели в тишине, словно и не заметили, что музыка кончилась. И лишь только раздались первые сдавленные охи и ахи, как на корню были сметены новым перебором, на сей раз громким и нахрапистым.
— Ну что, погрустили, и хватит, — Диксон тряхнул головой, сразу перевоплощаясь в разбитного рубаху-парня.
У
У красотки Мэри шелковое платье
Зал загудел, эту развеселую песню из популярного водевиля знали почти все. Не удивительно, что хорошо «разогретая» публика принялась подпевать, а кое-кто даже попытался пустить в пляс.
У красотки Мэри кружевной корсет..
Только жаль, что Мэри говорит мне «нет»
Пока шел проигрыш, Эверт наклонился к одной из девушек за нашем столом и что-то спросил на ушко. Вопрос я не слышала, но в ответ девица так громко крикнула «Ада», что все стало вполне очевидно.
У милашки Ады сахарные ножки.
У милашки Ады сахарные ножки.
У милашки Ады бровки будто смоль.
Очень жаль, что Ада говорит «уволь».
Диксон игриво подмигнул Аде, та зарделась, а он уже обратился к ее соседке.
А у крошки Салли золотые кудри
А у крошки Салли золотые кудри.
А у крошки Салли нежная душа.
Но и с ней мне тоже не светит ни шиша.
Игра стала ясна. Каждая девушка за столом ( я, как «сестрица», понятно, не в счет) по очереди называла свое имя и получала в свою честь разухабистый куплет, конец которого сопровождался взрывами хохота и улюлюканьем.
У малышки Рози тоненькая талья
У малышки Рози тоненькая талья
У малышки Рози щечки как рассвет.
Рози, кстати, тоже говорит мне «нет».
Последней свое имя назвала девица, весь вечер жмущаяся к свежеиспеченному артисту.
У красотки Пэгги губы ярче клюквы
У красотки Пэгги …
«Вместо носа брюква», — подсказала я громко. Эта Пэгги мне совершенно не нравилась. На лице Диксона, который не мог не слышать моего комментария, расцвела шальная улыбка
У красотки Пэгги мягкая кровать.
Может и удастся ягодку сорвать.
И с последним аккордом он привлек девицу поближе к себе (надо сказать, сделать это было довольно сложно, но он справился) и на несколько мгновений буквально впился губами в ее приоткрытый от удивления ротик.
Выступление имело феноменальный успех. Почтенная публика хлопала в ладоши, топала ногами и одобрительно свистела. Пэгги, не ожидавшая такого напора, хлопала глазами, приходя в себя. Диксон же между тем спокойно передал гитару, театрально раскланялся и объявил:
— Благодарю, а теперь позвольте откланяться, ребенку пора домой, — и он строго посмотрел мне в глаза.
— Я не ребенок, — заявила, когда мы вышли на ночную улицу.
— Да-да, еще ножкой топни и покапризничай, так я точно в это поверю, — «братец» предложил мне локоть, который я с благодарностью приняла. — Ну что, довольна своей выходкой?
— Да! Я и не знала, что ты так здорово играешь!
— О да, я тоже не подозревал в тебе такой кладезь талантов.
— Это ты еще не видел нашего с Лиззи танца демонов из Бездны. Мы для него сами костюмы сшили из черных мебельных чехлов от пыли.