Круг Девятирога
Шрифт:
Первое время я боялся, что вскоре в Мече «кончатся батарейки» и он станет бесполезной вещью. Однако этого не происходило. Источник энергии Меча казался неиссякаемым, огненное лезвие сверкало с неизменной яркостью, так же легко расчленяя абсолютно всё, что встречалось на его пути. Один раз я, чересчур размахавшись, случайно перерезал довольно толстое дерево и едва успел отскочить, когда оно рухнуло. После этого случая я стал действовать с большей аккуратностью.
Ближе к полудню мы наткнулись на неширокую дорогу, ведущую прямо на юг, и двинулись по ней. Через пару часов я уже стал присматривать место для дневного привала, когда, как всегда неожиданно, передо
«Впереди человек. Один. Не в засаде», – сообщил он мне.
Дав знак своей команде оставаться на месте и сохранять тишину, я пошёл вперёд один и вскоре вышел на небольшую полянку. Посередине рос раскидистый каштан, в тени которого, прислонившись спиной к стволу, удобно расположился очень крупный мужчина в костюме горожанина. Несмотря на то что он выглядел ещё далеко не старым, его длинные волосы, стянутые на затылке в хвостик, и коротко стриженные борода с усами были почти седыми, как говорят, цвета соли с перцем. На расстеленном между раскинутых ног выцветшем платке стояла оплетённая лозой фляжка, лежали аккуратно нарезанные кусочки мяса и большая лепёшка. Ещё один платок в качестве салфетки заткнут за ворот. Человек кушал. Можно даже сказать «вкушал», потому что делал он это с таким смаком, с таким наслаждением, что вызвал бы аппетит даже у сытого. Перегнувшись через свой большой живот, он дотягивался до ломтика мяса, затем, вновь откинувшись, аккуратно клал его в рот и с наслаждением жевал, при этом блаженно жмурясь и раскачивая головой. Потом, вновь перегнувшись через живот, брал лепёшку, откусывал от неё и жевал не с меньшим блаженством. После хлеба очередь доходила до фляжки, а затем – снова кусочек мяса. По всему чувствовалось, что человек занимается любимым делом.
Когда он, проглотив очередной кусок, вновь открыл глаза, я уже стоял напротив него. Он ничуть не испугался и не удивился, словно дело происходило не в глухом лесу, а в городском трактире. Даже маршальский мундир не произвёл на него никакого впечатления.
– Втетерить хочешь? – спросил он вместо приветствия.
– Что сделать? – не понял я.
– Т-ц, – насмешливо цыкнул он по поводу моей непонятливости и покачал головой. – Вино, спрашиваю, пить будешь?
– Нет, благодарю, – отказался я на всякий случай.
– Ну и правильно. Мне самому мало. – Он побултыхал фляжкой около уха и прибавил: – Тогда клади денежки вот сюда, на платочек, и иди себе, куда шёл.
– Не просветишь ли меня, добрый человек, за что я тебе должен деньги?
– Как за что? – вполне искренне удивился он. – Ты должен заплатить мне за то, что я тебя бить не буду.
– Заплатить? Сколько?
– Немного. Всё, что у тебя есть. Это справедливо. Вот если бы я тебя УБИВАТЬ не стал, тогда бы ты ещё остался мне должен.
– Нет, так дело не пойдёт. – Ситуация начинала меня забавлять. – Это ж получается, что ты ни за что деньги получишь! А деньги надо зарабатывать! Давай сделаем так: ты меня будешь бить, а я тебе за это денег дам.
– Ох-хо-хо… Ну почему с вами вечно столько мороки?!
– С кем это «с вами»?
– С ограбляемыми. – Он аккуратно промокнул губы платком. – Нет, я считаю, положительно надобно оставить в силе прежние договорённости: я – не бью, ты – платишь.
– Это почему?
– Хотя бы потому что у меня нож есть. Большой, – сказал он, извлёк из объёмной дорожной сумы огромный складной нож и долго возился, пытаясь его открыть.
– Ты грабить-то собираешься или нет? Сколько мне ещё ждать? – поторопил я.
– Заело, – виновато улыбнулся он. – Но ничего страшного, это дело поправимо. У меня ещё вот что
Он снова полез в суму и вытащил оттуда маленький арбалет.
– Э-э-э… – разочарованно протянул я. – Да он же у тебя даже не взведён! А пока ты его зарядишь, ночь наступит. По всему, быть тебе без заработка – недосуг мне ждать.
В это время я увидел, как с другой стороны поляны к каштану осторожно подкрадывается Аррутар.
«Всё в порядке, – мысленно сказал я ему. – Пойди, приведи сюда остальных».
Пёс беззвучно скрылся в зарослях.
– Нет, ты погоди, не уходи. Давай мы с тобою тогда так сделаем: грабить я тебя не буду, а ты вступишь в мою ватагу, – предложил мне собеседник.
– И велика ль твоя ватага?
– Ты вторым будешь. Но это не главное. Тут ведь главное что? Главное – начать. А там третий прибьётся, четвёртый. И загремим на всю округу!
– А скажи-ка мне, грозный атаман, что ты вообще знаешь о жизни привольных?
– Что, что… Собираются люди в ватаги, грабят караваны, живут весело и привольно, с чего так и прозываются.
– А потом?
– Потом… – Он удручённо повесил седую голову. – Потом «вороны» императорские приходят. Или вообще эти… с каким-то страшным оружием. И тут уж – всё, чипок с покрышкой. Но зато хоть на какое-то время себя свободным человеком… Ох ты! А за мной уже пришли! Только бы успеть, да помогут мне Оба!
Я обернулся и увидел, что на поляну выходит Петя: рукава засучены, автомат наперевес – вылитый шарфюрер из дивизии СС «Мёртвая голова»! Мне стало интересно, что хотел успеть сделать мой новый знакомец, и я вновь повернулся к нему. Комментариев не требовалось: он вытряхивал себе в рот из фляжки последние капли вина.
Нашего нового знакомого звали Бади. До последнего дня он был безобидным и законопослушным горожанином. Жил себе в Суродиле, был потомственным цирюльником и уважаемым соседями бюргером, копил деньги на свадьбу с дочерью аптекаря. К девушке он имел нежную страсть, а к её отцу – предложение о сотрудничестве. На днях, посчитав, что накопленной суммы вполне достаточно, Бади отправился свататься и получил весьма благоприятный для себя ответ в обоих направлениях. Возвращаясь обратно в весёлом и благостном расположении духа, он по пути заглянул в трактир, дабы немного отпраздновать это событие, и, как человек малопьющий, сорвался в трёхдневный загул, после которого обнаружил себя без денег в бывшем собственном доме, ныне описанном за долги. Мало того, оказалось, что и описанного имущества не хватает на то, чтобы покрыть долг перед ростовщиком Тоди. И невелика бы беда – отложили бы свадьбу, деньги бы вновь упорным трудом заработал – да только вот этот самый Тоди тоже давненько на дочку аптекаря глаз положил. А потому, если не сможет Бади вернуть все деньги в течение трёх дней – пылить ему по этапу на каторгу! Засим решил он не дожидаться, когда стражники начнут ломиться в двери, а податься в привольные, потому как другого выхода не видит, поскольку перезанять такую сумму решительно не у кого.
– А велик ли долг? – спросил я Бади.
– Не то чтоб очень уж велик, но и не мал: сто девять тимов, три катима и шесть макатимов. И ещё два шестака.
– Неплохо ты погулял!
– Очень может быть, – грустно вздохнул он. – Самое печальное во всей этой истории – не то, что я прокутил деньги. Донельзя досадно, что у меня совершенно не осталось воспоминаний о том, как я это делал. А так как Суродилу я покидал весьма спешно, то и рассказать об этом мне никто не успел. Остаётся только надеяться, что гулял я широко, красиво и не пошло.