Круг Матарезе
Шрифт:
– Террористы!
Брэй понял, что мертвое тело обнаружили. Наши беглецы уже успели выбраться в сад. На их пути возникла стена. Времени было в обрез, но как преодолеть преграду? Вдруг, на счастье, Брэй заметил небольшой каменный выступ на стене. Взобравшись на него, он помог Антонии, а затем подсадил ее наверх, подставляя плечо, чтобы она смогла перелезть через стену. Итак, Антония была за стеной! Брэй обернулся и увидел, что их заметили. Он выстрелил несколько раз в слабо освещенную аллею, где показались трое вооруженных мужчин. Один из них упал, выронив пистолет, другой схватился за плечо, третий продолжал
Выстрелы лишь усилили хаос и панику.
Брэй легко перебросил свое тело через стену и догнал Антонию. Через заросли кустарника они бросились к стоянке. Многочисленные машины гостей поджидали своих хозяев. Водители стояли почти у каждой машины, всем видом давая понять, что готовы защитить металлическую собственность от охваченной паникой толпы. Водители были обеспокоены – они слышали выстрелы и крики.
Один из них, однако, не обращал внимания на суматоху. Он спокойно стоял у лимузина, развлекаясь происходящим и прислушиваясь к воплям и возгласам. Брэй подошел к нему и обратился с вопросом:
– Это машина графа Скоцци?
– Нет, синьор. Отойдите, пожалуйста.
– Очень жаль, – растерянно произнес Скофилд, отступая назад и пытаясь продемонстрировать шоферу свое замешательство. Затем неожиданно сделал резкий выпад вперед и ударил шофера по голове пистолетом. Тот осел и свалился.
– Залезай! – скомандовал Брэй Антонии. – Запри двери и тихо лежи на полу, пока мы не выберемся отсюда.
Прошло около пятнадцати минут, прежде чем им удалось вырваться на шоссе к Риму. Они мчались на бешеной скорости, пока не появился удобный поворот направо. Там они съехали с дороги, и Скофилд остановил машину. Посидев с минуту неподвижно, он медленно достал из кармана новую пачку сигарет и предложил одну Антонии.
– Что произошло? – спросила она, приходя в себя. – Вообще-то я не курю, но сейчас не откажусь. Так что произошло?
Скофилд прикурил сразу две сигареты, одну подал Антонии, затянулся и, рассказывая дальше историю со Скоцци, сообщил о том таинственном, что услышал на лестнице, а также о том, как ему удалось установить личность говорившего.
– В общем, теперь все более-менее ясно. Осталось лишь кое-что додумать. Здешний руководитель – Паравачини. Интересно, что они приняли меня за Талейникова. Их предупредили о нем. Но они ничего не знают про меня: мое имя ни разу не упоминалось. И даже тот факт, что Скоцци говорил им об «американце», не навел их на мысль обо мне.
– Почему они знали лишь о возможном появлении русского?
– Скорее всего, потому, что в Москве и Вашингтоне знают, что Талейникову известно о Матарезе, но при этом он охотится за мной. И Москва, и Вашингтон упустили нас, мы проскочили расставленные ловушки и капканы, а они просчитались. Тогда они решили, что мы с русским непременно пойдем на открытый контакт… – Скофилд замолчал на мгновение. Он задумался. А может, они уже знали, что контакт состоялся?
Единственный человек, которому это было известно, – Роберт Уинтроп, и, если бы он остался в живых, его умение хранить тайны оказалось бы для Брэя под вопросом. Обе разведки допускали возможность прямого контакта, но на деле никто не видел их с Василием вдвоем.
– Предположение о наших связях будет оставаться в силе до тех пор, пока… – И тут
– Кто мог сообщить им, что ты мертв?
– Хотел бы я знать… Ведь Матарезе имеют свои собственные каналы связи с советскими и американскими секретными службами, причем связь устанавливают они, а не наоборот. Я ни секунды в этом не сомневаюсь. Кто осмелился пустить такой слух? Ведь это опасно. Он же не сумеет предъявить могилу с трупом. А ящик без жмурика – сомнительная затея.
Его мысли лихорадочно вертелись вокруг обрывков услышанных на лестнице фраз. И тут Скофилд вдруг вспомнил слова: «Похороны должны быть абсолютно правдоподобны» и «передайте „орлам“ и „кошке“.»
– О чем ты задумался? – спросила Тони.
– А этот Паравачини, он что, управляет заводами в Турине?
– Когда-то так и будет. И не только в Турине, но и в Риме, Милане, Париже, Нью-Йорке. Да повсюду! Он женился на дочери Скоцци и начал потихоньку прибирать все к рукам. А в газетах пишут, что всем заправляет граф Скоцци.
– Это выгодно Паравачини. Но это неправда, а Скоцци со временем оказался связан по рукам и ногам.
– Так, значит, граф Скоцци не причастен к Матарезе?
– И да и нет. То есть он-то как раз очень даже причастен, ибо он и графиня – имею в виду старую графиню, его мать, – по праву и по крови принадлежали к Матарезе, к тому же были обладателями несметных богатств. И все это они преподнесли на блюдечке этому Паравачини вместе с супругой голубых кровей, то есть своей дочерью и внучкой, если говорить опять-таки о старой графине. – Скофилд и пояснял, и рассуждал одновременно. – Тут мы подошли вплотную к следующему вопросу: зачем Паравачини Матарезе? Иными словами, зачем ему хаос? Такие люди, как он, не выносят политической и экономической нестабильности. Им подавай надежные полицейские режимы, при которых процветает сытая посредственность. Они сторонники авторитарной власти, способной обеспечить им покой и гарантировать защиту от «Красных бригад» или мафии.
При этом такому человеку все равно, какой недемократической тактикой будет обеспечен желанный порядок и какой ценой покупается такая стабильность.
Благополучие всех паравачини мира зиждется на законе и порядке. А Матарезе выступают против всего этого. Они хотят парализовать правительства, они кормят и разводят террористов, снабжают их средствами, гарантируют заработки. Это не для паравачини.
– Но ведь ты сказал, что наш Паравачини один из них, что он является Матарезе.
– Да, он причастен к Матарезе. Этого-то я никак и не пойму, то есть его целей, или, говоря по-другому, причины его принадлежности к Матарезе.
– Ну и где ты собираешься доискиваться этих причин?
– Не здесь и тем более ни секундой дольше. Я попросил доктора оказать нам любезность: забрать наши вещи из гостиницы. А мы попробуем выбраться из Рима.
– Мы?! Но ведь ты сказал, что поедешь один.
– Сегодня произошли события, внесшие перемены в мои планы, прекрасная синьорина. А посему прекрасной синьорине нельзя оставаться теперь в Риме.
– Так, значит, я могу ехать с тобой!
Скофилд взял ее руку в свою.
– До Парижа… – сказал он неуверенно.