Круглая печать
Шрифт:
— Мы тоже так думали. — Милиционер поглядел на Таджибекова. — Только ты никому про наш разговор… Понял?
— Пока никому ни слова, — добавил Таджибеков.
Оба взрослые нарочно заговорили об этом. Они были уверены, что мальчик проболтается. Они на это рассчитывали. Но Кудрат твердо решил никому об этом не говорить. Даже Садыку. Если бы он сказал такое своему другу, значит, сам хоть капельку верит.
Садык сидел на корточках, прислонившись к
— Ну что? — спросил Садык.
— У него вот такая папка. Все, что мы говорили, он записал и все туда положил.
— А ты чего сказал?
— Я все врал ему.
— Вряд ли это поможет, — грустно сказал Садык.
Во всем, что случилось за эти дни, Кудрат винил себя. Получилось так. Если бы он не напутал цену на бутсы, ребята не захотели бы их купить. Если бы они не захотели их купить, не понадобилась бы справка. Да ведь и справку достать он сам предложил. А если бы он не украл печать или если бы успел вовремя положить ее обратно, не убили бы Махкам-ака. Все получалось так. А теперь вот еще история с учителем. Если бы жив был Махкам-ака, разве стал бы он делать такое дело!
Кудрат никому не говорил о своих терзаниях, даже с Садыком они больше не говорили об этом. Садык тоже никогда не возвращался к тому разговору, и Кудрат был очень благодарен ему.
— Знаешь, Садык, а во дворе у милиционера Исы кто-то живет, — сказал Кудрат, чтобы переменить тему.
— Кто же там может жить, когда там даже калитка заколочена? Иса только один дувал и сделал. Дувал и калитку. А внутри сарайчик.
— А там кто-то живет, — настаивал на своем Кудрат.
— Откуда ты знаешь?
— Я сегодня утром на тутовник лазил. Когда лез вверх, заглянул во двор, вижу — около сарая сапоги стоят. Я подумал, что это милиционер в своем сарае что-нибудь делает, а когда вниз лез, опять во двор поглядел, сапоги исчезли. А мимо калитки проходил — заколочена.
— Как же это может быть? — сказал Садык.
— Ты опять мне не веришь?
— Может быть, ты ошибся? — спросил Садык.
— Я точно видел.
— Ты и насчет бутсов говорил — точно.
Такого удара Кудрат не ожидал.
— Погоди, — сказал Садык, — значит, калитка заколочена, крепко заколочена?
— Ну, досками поперек.
— Значит, как могли туда попасть люди?
— Не знаю. Только я видел. Не людей видел, а сапоги.
— Значит, так, — размышлял Садык, — с одной стороны махалинская комиссия, с другой стороны бутылочный склад, с третьей стороны дом бухгалтера Таджибекова, с четвертой — улица, точнее, переулок.
Никогда ты мне не веришь! — сказал Кудрат. — Почему я всегда тебе верю, а ты мне никогда?
— Нет, я тебе верю, — искренне сказал Садык, —
Садык был старшим. Сестренке Саиде недавно исполнилось пять, а Дильбар не было еще года. Она все время болела, и мать почти не расставалась с ней. Вот и сейчас, придя домой, Садык увидел, что мать качает на руках свою младшую, стараясь, чтобы она уснула.
Отец стоял над дымящимся казаном с шумовкой в руках и пережаривал мясо для плова. Дым ел глаза, и отец вытирал слезы тыльной стороной левой руки.
— Ты совсем перестал бывать дома, сынок, — сказал отец. — Дружба — это хорошо, но дом есть дом. От тебя никакой помощи. Возьми порежь морковь.
Резать морковь для плова умеет далеко не каждый, и Садыку это доверили только в прошлом году. Острым ножом нужно разрезать морковь на очень тоненькие пластинки, а потом эти пластинки, сложенные вместе, надо нарезать так, чтобы получилась морковная соломка, каждый прутик не толще спички.
Садык взял фанерку, подправил на бруске и без того острый ножик и принялся за дело.
— Папа, — спросил он, не прерывая работы, — а правда, что Навои был прислужником у Хусейна Байкары, что они вместе угнетали народ?
— Кто тебе сказал эту глупость? — спросил отец.
— Так говорят, — уклонился Садык от прямого ответа.
— Это неправда, — сказал отец. — Есть люди, которые так считают, но это от невежества. Великий писатель всегда служит своему народу, а не командует им. Знай, сынок, язык, на котором мы с тобой говорим, своей жизнью во многом обязан великому Навои.
— А граф Толстой? — спросил Садык. — Он был прислужник царя?
— Кто тебе наговорил эти глупости! — удивился отец. — Ты уже большой мальчик. Писатель Лев Толстой был врагом царя. Ты задаешь мне такие вопросы, как будто я никогда не объяснял тебе, кто такой был Алишер Навои и кто был Толстой.
— Можно, я спрошу еще? А если бы они сейчас жили, они бы за рабочих были?
Отец рассмеялся:
— Да, с тобой надо еще разговаривать.
— Сегодня вечером? — обрадовался Садык. Он хотел рассказать отцу обо всем, что случилось.
— Нет, — сказал отец, — сегодня вечером я занят. А ты побудь сегодня дома, помоги матери.
5
Поздно ночью, когда улица Оружейников спала крепким сном, случилось два события, до времени оставшиеся почти незамеченными.
Через дувал дома, где жил когда-то кузнец Саттар, перелез долговязый человек с мешком в руке. Это был Саидмурад. Врач сказал, что, пока он не приведет собаку, которая его укусила, прекратить уколы невозможно.