Круглая печать
Шрифт:
— Садитесь на кровать и привыкайте к темноте.
Казалось, привыкнуть к темноте невозможно, но постепенно ребята стали различать силуэт гитары на стене, сундук, на котором стояли две белые эмалированные ванночки. Иван сделал что-то с кассетой, вытащил оттуда пластинку и положил в одну из ванночек.
— Вот, — сказал он, — десять минут в одном растворе, в проявителе, десять минут — в другом, это закрепитель, или фиксаж. — Иван сидел на табуретке около сундука и легонько покачивал ванночку. — Посмотрим, что тут у вас получилось… Если хорошо получилось, значит, вам повезло, потому что с первого раза
О семнадцати рублях ребята и мечтать не могли.
«За семнадцать рублей можно купить две пары бутсов и рубль еще останется», — думал Закир.
«За семнадцать рублей можно на всех купить эти крючки-кошки», — думал Эсон.
— А собаку вы тоже заберете? — спросил Рахим.
В это время Иван как раз вынул из ванночки пластинку и посмотрел ее на красный свет.
— Что-то у вас здесь непонятное, — сказал он и переложил пластинку в другую ванночку.
— А собаку вы тоже заберете?
— Добермана-то? Нет, зачем же. Я же вам ее подарил, а не продал.
— Нам один дяденька за Добермана десять рублей давал, — сказал Закир.
— Десять? — удивился Иван. — Что-то больно много. Ведь он даже не чистокровный. Он только наполовину доберман, а наполовину неизвестно кто. Я, ребята, против того, чтобы вы его продавали. По-моему, собак продавать нечестно, они вроде как люди. Подарить — другое дело, если в хорошие руки.
Садык во время всего этого разговора молчал. Он думал о том, что все на улице считают его отца убийцей, и о том, что отец так некстати уехал, а теперь еще приплели исчезновение Кудрата. Сначала он обиделся на ребят, что они ничего ему не рассказали, а теперь понимал, что и сам никогда бы не решился сказать Закиру, если бы что-нибудь такое говорили про его отца.
— Ну, а сейчас пойдем на свет, — сказал Иван, — посмотрим, что вышло. — Он открыл дверь и, осторожно держа пластинку, предложил ребятам посмотреть.
На пластинке было большое светлое мохнатое пятно с коротенькими лучиками. Выше этого пятна были еще какие-то светлые полоски и пятнышки.
— Это солнце, что ли? — спросил Эсон.
— Это? — указывая на светлое пятно, сказал Иван. — Нет, это не солнце. Это на негативе оно светлое, а на бумаге темным получится.
— Как солнце, — сказал Эсон.
— Это твоя голова, — хмуро догадался Садык. — Я же тебе говорил — опусти голову.
— Я и опустил, — сказал Эсон.
— А нас там не видно? — спросил Закир.
— Вас, ребята, не видно, — ответил Иван. — Вот дерево тут есть… дувалы какие-то… а вас не видно. Но дерево хорошо получилось. Интересно, у вас задний план лучше получился. Навели плохо… — сказал Иван. — Конечно, снимок испорчен, но я все-таки отпечатаю для вас на память, как не надо снимать.
Иван снял с окна одеяло, пристроил пластинку на подоконнике. Ребята увидели, что в ведре на полу плавают мокрые фотокарточки. На всех была одна и та же девочка лет двух, со светлыми волосиками и темными глазами. На одной карточке она стояла с куклой в руках и смеялась, на другой —
— Сейчас мы сделаем, чтобы они блестели, — сказал Иван и прилепил мокрые фотокарточки на оконное стекло. — Вы не очень спешите? — спросил он, — А то негативу еще сохнуть надо. Давайте пока чаю попьем.
Ребята выпили чаю с леденцами. Потом Иван опять закрыл окно одеялом, плотно притворил дверь и стал делать что-то непонятное. В темноте он достал из черного пакета лист бумаги, положил его в деревянную рамку, сверху приложил к бумаге негатив, потом все это прижал к животу, вышел во двор, подержал рамку открытой, потом опять прижал ее к животу и вернулся в комнату. Бумагу он положил сначала в одну ванночку, потом в другую, потом бросил ее в ведро с водой и тогда открыл дверь и снял с окна одеяло.
— Все в порядке, — сказал он. — Что вышло, то вышло.
Садык очень боялся, что ребятам не понравится фотография — ведь ни один из них на ней не получился, — но ребятам фотография понравилась, особенно Эсону.
— О-о-о! — сказал он. — Какая у меня большая голова!
— А вот это тутовник! — обрадовался Рахим.
— А вот это бутылочный склад, — сказал Закир.
— Тут вот вдали какие-то люди получились, — сказал Иван. — Крышу они, что ли, чинят?
Садык внимательно всмотрелся в фотографию.
— Это не крышу… — сказал он.
— Это далеко, — согласился Эсон.
— Во всяком случае, — сказал Иван, — для первого раза неплохо. Дерево все получилось, каждый листочек видно. Задний план неплохо проработан.
— Я не думал, что так хорошо получится, — сказал Закир.
— В следующий раз ты обещал меня отдельно снять, — напомнил Садыку Эсон.
— Так что же, не будем аппарат продавать? — спросил Иван у Садыка.
— Дайте мне карточку, — вместо ответа попросил Садык. Он еще раз внимательно вгляделся.
Действительно, совсем маленькие на фотографии получились два человека. Один из них был виден весь, а у другого только плечи и голова. Оба держали в руках какой-то черный предмет.
Незаметно для себя Садык все больше приближался к открытой двери, к свету, пока наконец не оказался во дворе. Нет, конечно, эти люди не чинили крышу. Это была не крыша, это был дувал. Дувал… Неужели?..
— Ребята, — сказал Садык, заглянув в комнату, — я должен сейчас сбегать в одно место. Вы здесь без меня решайте — продавать, не продавать.
— Ты скоро вернешься? — спросил Закир.
— Не знаю! — уже на бегу крикнул Садык.
Он очень спешил. Он бежал по улицам Ташкента, держа на вытянутой ладони мокрую фотографию. Он даже не догадался сесть в трамвай, а все бежал и бежал. Вот наконец и улица Оружейников. По переулку Садык выбежал на пустырь. Фотография высохла и покоробилась.
«Так… здесь я поставил ребят, — начал размышлять Садык, — здесь стоял фотоаппарат, сначала на земле, потом я поставил его на Эсона. Эсон приподнялся, головой он заслонил нижнюю часть снимка, а на верхней… надо проверить, надо проверить…»