Круглая печать
Шрифт:
Они стояли у афиши и рассуждали о том, что если достать длинную веревку и сделать на ней несколько петель для рук и для ног, то можно повиснуть всем пятерым. Они так и сделали во время прошлого футбольного матча 1 Мая. Они досмотрели матч до конца, но, когда слезли, их внизу ждал милиционер, который отобрал веревку. Достать сегодня такую же крепкую веревку, чтобы выдержала пятерых, было очень трудно.
Ребята пошли домой. Недалеко от Воскресенского базара их внимание привлек человек, который взбирался по совершенно гладкому телеграфному столбу. Он даже не взбирался, он просто медленно шел по столбу вверх.
— Это монтер, — сказал Садык. — Вот бы нам такие крючки! Около стадиона столбов много.
— Да… — сказал Закир. — А к босой ноге их прикрепить можно?
— Это надо обдумать, — сказал Садык.
Человек на столбе что-то делал, что — ребята понять не могли. Они не видели и лица монтера.
— Интересно, а с одним таким крючком можно залезть? — спросил Закир.
— Я думаю, что можно, — сказал Садык.
— Значит, нам нужно всего пять таких крючков?
— Ты хорошо считаешь, — сказал Садык. — Прямо как бухгалтер Таджибеков.
Видимо, монтер закончил свою работу на столбе, потому что рядом с ребятами упал моток проволоки и человек с крючками на ботинках медленно пошел вниз. Когда до земли оставался шаг или полтора, монтер высвободил ботинки из крючков, спрыгнул на землю, поднял проволоку, повесил оба крючка себе на плечо и собрался идти дальше. Видимо, он привык к тому, что все мальчишки смотрят на него с интересом, поэтому даже не глянул в сторону Закира и Садыка. Но те не могли оторвать от него глаз. Это был несомненно тот самый человек, который вчера продал им фотоаппарат.
Конечно, узнать его было нелегко. Вчера он был в вельветовой курточке и белой рубашке, в зеленых галифе и брезентовых сапогах, сегодня на нем были широкие брезентовые штаны вроде бы из того материала, из какого были сделаны его сапоги, и такая же брезентовая куртка с широким черным поясом. Вчера он казался стройным, а сегодня был широкий, приземистый, и одежда на нем вся шелестела.
— Это мы, — сказал Закир.
— Ну и что? — спросил монтер.
— Здравствуйте! — сказал Садык.
— Здравствуйте, — ответил монтер.
— Мы у вас вчера фотоаппарат купили.
— Камера-обскура, — сказал Садык.
— Привет! — весело сказал монтер. — Товар обратно не принимается и не обменивается. Я «Кодак» купил. Двадцать пять целковых… Но вы зря, ребята, я вам неплохую бандуру продал.
— Хорошую! — сказал Закир.
— Мы вчера уже фотографировались, — сказал Садык.
— Так что же вы пришли?
— А мы не пришли, — сказал Садык, — мы просто шли по улице, увидели — вы на столб лезете. Нам очень крючки понравились.
— «Кошки», что ли? Это «кошки» называются. Основной монтерский инструмент.
— Нам они очень понравились, — признался Закир.
— А ты что, монтером, что ли, быть хочешь?
— Нет, — сказал Закир, — так, вообще…
Говорить про стадион он постеснялся.
— Хорошая штука, — сказал Иван Кустов. — Вот, например, захочу я на футбол посмотреть — залез на столб и могу
— Мы уже вчера снимались, — сказал Закир.
— А доберман? Да я про собаку. Ее порода — доберман-пинчер… Вы ее не обижайте. Она у меня уже поноску таскает.
— Поноску? — спросил Садык.
— Ну да. Брошу, например, палку или кепку, крикну: «Пиль!» — она сбегает и обратно принесет. Только в руки еще плохо отдает, отнимать надо.
— Мы вчера, когда фотографировались, — сказал Садык, — я аппарат на Эсона поставил, а он смирно не стоял, приподнялся, и теперь неизвестно, получится или не получится.
— На что поставили?
— На Эсона, — сказал Закир.
— Мы жребий тянули, кто будет под аппаратом.
— А Эсон — это кто?
— Головотяп, — объяснил Закир. — Он головой может орех на дереве расколоть.
— Ладно! — сказал Садык. — Болтаешь, а человеку неинтересно тебя слушать. Как маленький… Понимаете, — сказал Садык Ивану Кустову, — аппарат не на что было поставить, кроме как Эсону на спину. — И Садык стал на четвереньки, показал, где стоял аппарат и как Эсон приподнялся в то самое время, когда должен был стоять особенно смирно.
— Ну, может быть, и получится что-нибудь, — сказал Иван. — Ноги, допустим, не получатся, а головы получатся. В общем, вы через недельку ко мне приходите, проявим — посмотрим. У меня сейчас фиксажа нет. Проявить-то могу, а закрепить же надо. Фотография — дело хорошее. Я не наврал насчет фотоаппарата. Ему цена никак не меньше червонца.
Ребята проводили Ивана до следующего столба, посмотрели, как он пошел по нему вверх, крикнули снизу «до свиданья» и направились домой.
3
Отец Садыка учитель Касым вовсе не видел, как бухгалтер Таджибеков выходил из конторки махалинской комиссии, а если бы и видел, то, конечно, не придал бы этому никакого значения. Он не любил Таджибекова, но не задумывался, почему не любил.
В детстве они учились в одной и той же школе, которая принадлежала отцу Касыма, то есть дедушке Садыка. Это был очень образованный человек. К нему за разбором всяческих дел, за составлением бумаг обращались самые влиятельные люди. Отец Таджибекова был человеком малограмотным, он держал несколько мануфактурных лавок, вел оптовую торговлю кожами. И отец теперешнего бухгалтера, и отец теперешнего учителя считались людьми состоятельными и уважаемыми. Их сыновья получили одинаковое начальное образование или, во всяком случае, почти одинаковое, но разница между ними была большая. Учитель Касым не любил Таджибекова за то, что тот очень хорошо умел устраиваться в жизни и друзей подбирал только полезных. А бухгалтер Таджибеков не любил учителя Касыма потому, что считал, что тот завидует ему. Он убежден был, что ему все завидуют. Но в те дни отец Садыка меньше всего думал о Таджибекова. Он думал о Садыке. Он очень любил своего сына и вдруг обнаружил, что, торгуя молоком, — учитель вообще был против того, что сын торгует молоком, — мальчик разбавляет его водой, что у него неизвестно откуда появились деньги и что он покупает книги весьма сомнительного содержания.