Кругом одни лжецы
Шрифт:
Она сердито насупилась:
— Но если я скроюсь отсюда, а у вас все будет в порядке, как я вас найду? Где мне искать вас?
— Если все будет о'кей, я вернусь сюда до восхода солнца. Если же нет, мы могли бы встретиться... например, у помоста Красного Креста. Не очень-то мы можем шляться по городу, но я буду появляться там, если смогу, раз в четыре часа, начиная с восьми утра. В восемь, в двенадцать, в четыре и так далее. О'кей?
Она согласно кивнула.
Я усмехнулся:
— Итак, трибуна Красного Креста — наш опорный пункт. Кто знает, может, мне даже придется прятаться
Она облизала губы:
— Да.
— Ну, так пока, золотце! Нужно повидать старину Пити до закрытия баров.
Я повернулся к двери.
— Шелл, — так тихо прошептала она, что я едва расслышал ее.
Я обернулся, и она попросила:
— Шелл, поцелуйте меня на прощанье. Один разок. Но поцелуйте хорошенько.
Она все еще опиралась на локоть, небрежно придерживая левой рукой простыню на груди. Она склонила голову и уже не улыбалась.
Подходя к ней, я увидел, как она облизнула губы. Мягко опустившись на краешек постели, я просунул руки под ее плед. Обе ее руки обвились вокруг моей шеи, когда я нагнулся к ней и заглянул в ее глаза за мгновение до того, как закрыл свои и наши губы встретились.
Дрожь пробежала по ее телу, и руки Бетти сжали меня еще крепче. Мои пальцы ощущали теплоту и мягкость кожи на ее плечах.
Я поцеловал ее, как она и просила, поцеловал ее от души. Однако мне следовало знать, что одним поцелуем я не удовлетворюсь. Как, впрочем, и она.
Я поднялся, потушил свет и вернулся к постели. Бары, припомнил я, открыты до двух часов ночи.
Глава 15
Я едва успел в бар «У Мегеры».
Достать фотокамеру из моего «кадиллака» оказалось проще, чем я предполагал: я небрежно подошел к нему, отпер багажник, все взял, закрыл его и быстренько смылся. Совершенно очевидно, что копы еще не обнаружили мою машину — иначе мне было бы не добраться до «Мегеры».
Шел уже третий час ночи. Так оно оказалось даже лучше: бар опустел, если не считать старину Пити и одну молодую парочку, которая вскоре ушла. Но не Пити. Он вроде и не собирался уходить.
Стоя на тротуаре, я видел через зеркальное окно, как упрямый старина Пити с грустью оглядывает окружающую его пустоту.
Наконец Пити решительно поднялся и направился к двери. Когда он вышел, я окликнул его:
— Пити! Эй, Пити!
Он резко обернулся:
— Какого черта ты тут делаешь?
— Я попросил Кучи позвонить тебе. Мне необходимо с тобой потолковать.
— А где она?
— Она не придет, Пити. Извини, старина. Я хотел встретиться с тобой, но не мог позвонить тебе сам и даже боялся называть свое имя. У меня земля горит под ногами в этом городе.
С полминуты он просто таращился на меня, потом обронил:
— Ну и сукин же ты сын!
Пару минут он клял всех моих предков, пока мне не удалось успокоить его и довести до него свою задумку и он не пришел наконец в норму и не спросил:
— Так что за дельце? — Он прищурился. — Что, черт возьми, ты сделал со своей отвратительной физиономией? И почему ты так вырядился?
Я выпалил без задержки:
— Мне пришлось замаскироваться.
— Ага, конечно. — Он развел руками и громко захохотал.
— Вот, в чем штука, Пити, старина. Не знаю, согласишься ты или нет? Всей наличности у меня четыре сотни и двадцатка. Четыре сотни твои за вскрытие «консервной банки». Вся наличность, которая окажется в ней, тоже твоя.
— Четыре сотни, а? Негусто. Думаешь, в «консервной банке» будут баксы?
— Без понятия.
Он нахмурился:
— Где это? Ты все разнюхал?
— Нет. Не знаю даже, что там за ящик. Только где он находится, и все.
Выражение его лица красноречиво говорило, что так дела не делаются. Однако через пару минут он бросил:
— Ладно, рискнем. Если бы я не был на мели, не стал бы даже слушать тебя.
— Скажи мне одну вещь: ты заодно с Норрисом?
— Ни на кого я не пашу. Я тебе уже говорил, что прохлаждаюсь в отпуске. Я и близко не подойду к Норрису, если...
— Да нет. Сейф в адвокатском офисе. И тебе следует знать, к нему проявляет интерес еще кое-кто. Если нас прихватят, то утром нас соберут с асфальта. Буду с тобой откровенен, Пити. Если в ящике баксов не окажется, я подкину тебе еще пару сотен. Если, конечно, мы его вскроем.
Он чуть поразмышлял и проронил:
— О'кей. Гони четыре сотни. Но я ничего не гарантирую.
Я отдал ему деньги, и он спросил:
— Где коробка?
— В четырех-пяти кварталах отсюда.
— Встретимся здесь через полчаса. Схожу за инструментом. — И он ушел.
Через полчаса Пити подъехал на новом «форде». Я сел, он доехал до улицы Платанов и припарковался прямо перед Брэден-Билдинг, объяснив, что не желает жизнерадостно тащить по улице тонну оборудования. Ему потребовалось ровно пятнадцать секунд, чтобы открыть входную дверь, и я помог ему поднять часть его инструмента на четвертый этаж и донести до комнаты 420 — офиса адвоката Ферриса Гордона. Пити практически одним дуновением отпер дверь, и мы вошли внутрь. В едином лице он действовал за целую шайку.
Старина Пити начал обход помещения, а я воспользовался своим карманным фонариком, чтобы осмотреться. Слева стояло несколько стульев, посередине — письменный стол со вращающимся креслом за ним. В левом углу стоял большой зеленый сейф, в паре футов у левой стены было два окна, выходящих в переулок, соединенный с Главной улицей. Большие окна были прикрыты спущенными жалюзи. Я подошел к окну, выглянул наружу. В нескольких футах слева от меня вверх и вниз по стене лепилась пожарная лестница, ее площадка была расположена прямо напротив двери в конце коридора, проходившего за стеной офиса адвоката. Я опустил жалюзи и подошел к старине Пити.
Он закончил осмотр сейфа с помощью своего фонаря и заключил:
— Черт, просто конфетка. Зубами можно прогрызть. Мы его вспорем.
— У него есть какая-нибудь сигнальная система?
— Ага, игрушечная. Я уже сунул «жучок». — И Пити взялся за дрель.
Она почти не производила шума, и через несколько минут он попросил:
— Дай-ка мне «консервный нож». — Я поднес ему секцию тяжелой изогнутой ваги с заостренным концом, и он заверил меня: — Все равно что открыть банку с бобами.