Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах
Шрифт:
Панк-взрыв
Есть разные мнения, откуда взялся панк, связанные с разными точками на карте. В Нью-Йорке панк стал случайным феноменом, результатом деятельности узкого круга групп и столь же узкого круга наблюдателей. Первый номер нью-йоркского музыкального журнала Punk вышел в 1976 году, но он популяризировал термин, который уже был широко в ходу – хотя и еще не имел четкой дефиниции. А в Лондоне панк появился совсем не случайно, а запланированно – можно даже сказать, умышленно. Малкольм Макларен был хитрым, проказливым английским колобродником, проведшим несколько лет в Нью-Йорке на должности де-факто менеджера группы The New York Dolls, музыканты которой жили почти так же распущенно, как это можно было предположить по текстам их песен (как-то раз Макларен заставил их выступать в красных кожаных костюмах на фоне флага с серпом и молотом, наслаждаясь сочетанием реального распутства и показной коммунистической символики). Когда в 1975-м The New York Dolls оказались на грани распада, Макларен вернулся в Лондон, где вместе с дизайнером Вивьен Вествуд стал совладельцем экстравагантного магазина одежды под названием “SEX”. Рассудив, что в Лондоне должны быть свои Dolls, он быстро нашел подходящих людей на эту роль – молодых парней, тусовавшихся вокруг магазина и вместе игравших музыку. The Sex Pistols на самом деле должны были называться The SEXPistols в честь бутика Макларена – так же, как спортивные команды часто называются
В альбоме “Never Mind the Bollocks” была только одна скучная песня: “New York”, в которой The Sex Pistols засвидетельствовали свою очевидную преемственность по отношению к нью-йоркским группам, попытавшись разнести их в пух и прах (когда Роттен пел “Вы просто куча говна, вот к чему вы пришли / Бедные маленькие педики, скрепленные поцелуем”, то, судя по всему, обращался к The New York Dolls, презрительно проходясь по их девчачьему гардеробу, а также ссылаясь на одну из самых известных их песен: “Looking for a Kiss”). Остальные композиции с пластинки были ничуть не менее грубыми, но куда более захватывающими. В отличие от большинства нью-йоркских групп, счастливо живших в своем собственном мирке, The Sex Pistols любили кусаться – объектами их укусов становились публика, медиа и музыкальная индустрия (последней песней с альбома была клокочущая яростью “EMI” – о британском рекорд-лейбле, сначала подписавшем ансамбль, а затем разорвавшем с ним контракт). Это была одновременно и рок-группа, и хитрый пиар-ход, успешно переупаковавший панк как псевдореволюционное британское движение, вооруженное вызывающими шмотками и не менее вызывающими политическими взглядами. Главным аксессуаром британского панка стала английская булавка, использовавшаяся для пирсинга ушей и щек. Легс Макнил, один из основателей журнала Punk, был шокирован внезапной повсеместностью британского панка. В книге “Please Kill Me” (“Прошу, убей меня”), рассказывающей об истории движения, он вспоминал, как думал: “Эй, подождите! Ведь это не панк – вздыбленные волосы и булавки? Что все это значит?!”[38]. В репортаже о панк-роке на телешоу “Today” 1978 года американским зрителям безапелляционно сообщили: “Панк зародился в Британии”.
На самом деле можно сказать, что панк возродился в Британии. “God Save the Queen”, саркастический трибьют The Sex Pistols британской монархии, был умелой провокацией: песня заняла второе место в британском чарте, несмотря на то что она была фактически запрещена на радио (первые строчки: “Боже храни Королеву / И ее фашистский режим”). Но это была далеко не самая злобная композиция с альбома – трек “Bodies” был посвящен абортам и не содержал в себе никакого внятного месседжа, кроме общей фрустрации, осуждения и отвращения: “К черту то и к черту это / К черту все на свете и к черту гребаных детей”. А в песне “Problems” Роттен не затыкается даже на фейдауте, продолжая выкрикивать слово “проблема” еще и еще, не обращая внимания на своих коллег по группе. Вскоре выяснилось, что это довольно точное отражение атмосферы, сложившейся в The Sex Pistols: пока гитарист Стив Джонс пытался записать великий рок-н-ролльный альбом, Роттен просто хотел как следует взбаламутить воду. Его кипучая ярость в сочетании с чутьем Макларена на театральные жесты помогла создать впечатление, что The Sex Pistols – нечто большее, чем просто рок-группа. После истории с Биллом Гранди газета Daily Mirror поместила музыкантов на обложку, снабдив фотографию подписью, которая рекламировала The Sex Pistols даже более эффективно, чем все, что придумывал Макларен: “ГРЯЗЬ И ЯРОСТЬ!”. В старших классах у меня была черная футболка ансамбля с коллажем фотографий и таблоидных заголовков – этот, разумеется, тоже в него попал.
Цинизм редакторов британских газет, которые прикидывались шокированными, чтобы пощекотать читательские нервы, может вызвать понимающую усмешку. Но в The Sex Pistols действительно многое шокировало, и этот шок стал причиной появления у группы многочисленных юных поклонников, исполнявших грязный и яростный панк-рок по всей Британии и по всему миру. В отличие от американского панка, британский при рождении мыслил себя средством не исцеления, а отторжения – тот нигилизм, который почувствовал и раскритиковал в панк-роке Лестер Бэнгз, был в значительной степени как раз импортирован из Великобритании, позаимствован у The Sex Pistols. Бэнгз считал, что “к черту то и к черту это” – не та философия, которая сулит какой-либо длительный музыкальный расцвет, но именно это утверждение стало главным вкладом The Sex Pistols в историю популярной музыки, причем как раз потому, что оно было декларативно расплывчатым – универсальное отрицание, за которым не стояло позитивной программы. Группа распалась в 1978 году после хаотического гастрольного тура по США; последний концерт в Сан-Франциско подытоживала угрюмая кавер-версия песни “No Fun” The Stooges. После того как музыка перестала звучать, Джонни Роттен выдал в микрофон безрадостный эпилог: “Ха-ха-ха! Чувствовали когда-нибудь, что вас обманули? Спокойной ночи всем”. Спустя менее чем год после этого Сид Вишес, бас-гитарист группы, был обвинен в убийстве – его подружку нашли в ванной со смертельным ножевым ранением. Он умер от передозировки героина в 1979 году, не дождавшись судебного процесса.
Некоторые адепты The Sex Pistols стремились брать с них пример, порой доводя это до абсурда. После распада группы окончательно оформилась панковская униформа: сообщить миру о своей принадлежности к панк-культуре можно было, надев черную кожаную куртку, декорированную кнопками и слоганами, выбрив волосы по бокам, а оставшиеся собрав в ирокез – ранним панкам подобный стиль был совершенно не знаком. The Exploited и многие другие ансамбли хотели “перепанковать” The Sex Pistols – быть злее, быстрее, пьянее и бескомпромисснее, чем они. Эта тупиковая ветвь панк-рока всегда была легким объектом для издевательства – возможно, именно поэтому для меня в ней было свое обаяние. Вскоре после прихода на радио WHRB я услышал отличную британскую группу Discharge, известную черно-белыми обложками своих релизов, а также сверхскоростными песнями с мрачными текстами об атомных бомбах и прочих ужасах современного мира. Discharge стояли у руля музыкального направления, известного как краст-панк и ассоциировавшегося с радикальными политическими воззрениями, а также отвязным, кочевым стилем жизни. Влияние ансамбля можно оценить, перечислив сходно мыслящие проекты, появившиеся по всему свету и в некоторых случаях даже выбравшие себе похожие названия: Disfear из Швеции, Disclose из Японии, Distraught из Нью-Йорка. Меломаны старшего поколения любили философствовать на тему художественной оригинальности и индивидуальной выразительности – можно ли в этой связи представить себе что-то более панковское и радикальное, чем армию словно бы клонированных музыкантов, выдающих не слишком внятные черно-белые песни о ядерном уничтожении и подвергающих свои организмы его алкогольному эквиваленту?
Но, тем не менее, выяснилось, что быть панками можно и по-другому. Среди девушек, сопровождавших The Sex Pistols на шоу Билла Гранди, была Сьюзи Сью, стильная клубная тусовщица из Лондона, вскоре доказавшая, что она сама по себе – изобретательный и влиятельный музыкант. Во главе группы Siouxsie and the Banshees она выпустила целую серию одновременно диссонансных и танцевальных записей, с которых стартовал новый музыкальный мятеж. К началу 1980-х Англия переполнилась бывшими панками, которые теперь экспериментировали с синтезаторами и костюмами ярких цветов; причисляемые в разных источниках к “постпанку”, “новой волне” или стилю “нью-поп”, эти группы не страдали аллергией на коммерческий успех, а некоторые даже бравировали стремлением к нему. Ансамбль, ведомый Сьюзи, надолго пережил The Sex Pistols – в 1991 году Siouxsie & the Banshees заняли 23-е место в поп-чарте Billboard с песней “Kiss Them for Me”, пленительной одой кинозвезде 1950-х Джейн Мэнсфилд; помню, как видел клип на эту композицию в ротации MTV (хоть и не знал тогда ни того, что песня посвящена Мэнсфилд, ни того, что Сьюзи Сью была крестной матерью британского панка, ни того, что в основе трека – умно использованный сэмпл рэп-пионера Скулли Ди). Джонни Роттен в то время тоже появлялся в эфире телеканала – особенно регулярно в программе “120 минут”, посвященной альтернативной музыке и запущенной в 1986 году. Вернувшись к данному ему при рождении имени, Джон Лайдон, он провел 1980-е и начало 1990-х в качестве фронтмена проекта Public Image Ltd., где его язвительный вокал звучал на фоне то мрачной, то, наоборот, жизнерадостной музыки, неизменно ставившей во главу угла ритм. Программу “120 минут” вел лондонский экспат Дэйв Кендалл, поэтому было даже неудивительно, что в годы, предшествовавшие появлению Nirvana, у альтернативного рока в США почти всегда был английский акцент.
Одной из самых ценных пластинок в каталоге WHRB был сборник “Wanna Buy a Bridge?”, который ни я, ни, если мне не изменяет память, другие начинающие диск-жокеи раньше не слышали, – его прослушивание было похоже на знакомство с некой тайной историей. Запиленный винил 1980 года выпуска был издан на независимом лейбле под названием “Rough Trade”. На нем было записано четырнадцать песен четырнадцати групп, сочинявших агрессивную, но мелодичную музыку – словно отголосок панка. Среди них выделялась ползучая ода любовному томлению от группы The Raincoats с ведущей скрипкой, бодрая и игривая композиция под названием “Mind Your Own Business” группы The Delta 5, а также “Man Next Door” проекта The Slits, вдохновленного призрачным, дезориентирующим звучанием ямайского даба и регги. Обаяние сборника состояло прежде всего в том, что в нем был схвачен тот самый момент, когда энергия, выделившаяся при панк-взрыве, стала распространяться в разные стороны и производить на свет и кричащий хаос, и застенчивые песни о любви, и еще много всего разного. Большинство песен с “Wanna Buy a Bridge?” не звучали как панк-рок, но, тем не менее, оставались тесно с ним связаны, и эта связь нашла выражение в нежной, довольно дилетантской по звучанию песне ансамбля под названием Television Personalities. Лидер группы, Дэн Триси, будто приглашал нас спеть с ним хором в комнате строчки, добродушно высмеивающие всех, кто практиковал “панк-рок” не выходя из дома, “когда мама отвернется”. Куплеты звучали неодобрительно, но в припевах Триси пел с интонациями маленького ребенка, с восторгом наблюдающего за карнавальной процессией:
Вот они идут
Ла-ла-ла-ла ла, ла
Ла-ла-ла-ла ла, ла
Панки на полставки
Было много причин, по которым подобная песня должна была найти отклик в душах гарвардских студентов, для которых знакомство с принципами панк-рока было лишь одним из внеучебных занятий. Традиции и моральные идеалы WHRB могли показаться забавными, но в панке тоже всегда было много забавного – начиная с культивируемого им образа абсолютного хаоса и неповиновения, которому ни один человек, вероятно, не мог бы в полной мере соответствовать хоть сколько-нибудь продолжительное время (в самом деле, что, интересно, могло бы означать быть панком на полную ставку?). Сдав панк-экзамен, я честно прошел семестровый курс и официально устроился в штат WHRB – сначала как лектор по истории панк-рока, а затем (это было неминуемо) и как руководитель целого отдела, следивший за тем, чтобы ночные эфиры радиостанции оставались достаточно панковскими.
Думаю, что лектор из меня вышел более классный, чем диск-жокей, но диск-жокей – более классный, чем руководитель отдела. Однако мне нравилось бросать себе вызов, нравилось чувствовать себя хранителем традиций, в чьи обязанности входит устанавливать и следить за соблюдением тех правил, против которых другие диск-жокеи неизбежно будут восставать. Оставит ли Федеральная комиссия по коммуникациям нас в покое, если диск-жокеи будут в эфире называть замечательную старинную панк-группу The Snivelling Shits – “The Snivelling S’ – Hits”[39]? Насколько популярным должен стать тот или иной рекорд-лейбл, прежде чем он перейдет в категорию мейджор-лейблов и, соответственно, пропадет с наших волн? Допустимо ли, чтобы диск-жокеи включали в эфире треки других немейнстримных жанров, таких как техно, хэви-метал или хип-хоп? (На WHRB была и популярная хип-хоп-передача, но в эфир она выходила только раз в неделю, по субботам вечером, что многие вполне резонно находили странным или даже более чем странным.) Если к эфирам допускались культовые панк-группы 1960-х вроде The Monks, музыканты которой выбрили на голове тонзуры и записали неистовый альбом с ведущим банджо, будучи солдатами на военной базе в Германии, то как быть с мейнстримными панк-группами 1960-х вроде The Rolling Stones? (К тому моменту я отрекся от своего отречения от The Rolling Stones – возможно, благодаря их оторванной кавер-версии “She Said Yeah” пионера рок-н-ролла Ларри Уильямса, записанной в 1965 году.) Сейчас я уже не помню, как именно отвечал на эти вопросы. Но помню, что много думал о сложных, созависимых отношениях между музыкальными правилами и теми, кто их нарушает. Слушатели, да и диск-жокеи, любящие смешивать жанры, неизбежно зависят от существования самих этих жанров, узнаваемых музыкальных идентичностей. А музыкальные идентичности всегда замкнуты, ограниченны – даже если они не выносят это на щит. Любое музыкальное движение, которое утверждает, что принимает всех, наверняка обманывает и себя, и остальной мир.
Политика панка
Каждому движению нужен яркий символ, хотя не каждое мудро его выбирает. На раннем этапе неофициальным логотипом панка была свастика, красовавшаяся на руке одного из панков с шоу Билла Гранди – и не только там. В устной истории жанра, “Прошу, убей меня”, Рон Эштон, чьи обманчиво простые гитарные риффы двигали вперед песни The Stooges, рассказывал о том, как он с детства был заворожен нацистской Германией: “[Я] носил в школе эсэсовский значок, малевал в тетрадях свастики, пририсовывал всем портретам гитлеровские усики и нарисовал маленькие эсэсовские молнии на руке”[40]. К моменту, когда он основал The Stooges, Эштон, очевидно, так и не перерос это увлечение, поэтому он и на сцене порой появлялся при полном нацистском параде, включая повязку со свастикой. В эпоху британского панк-взрыва Сида Вишеса часто фотографировали в футболке со свастикой, а Сьюзи Сью носила повязку с ней же на руке; Вивьен Вествуд, дизайнер, ответственная за внешний вид британского панк-рока, торговала в своем бутике двусмысленной футболкой, на которой слово “DESTROY” было написано над коллажем из свастики, перевернутого вверх ногами Иисуса Христа, а также английской королевы с почтовой марки. Ramones обратились к истории вермахта, озаглавив одну из своих песен “Blitzkrieg Bop” и использовав этот зловещий язык, чтобы описать невинные буйства “детишек” на рок-н-ролльном концерте. А на финальном выступлении The Sex Pistols звучала, в частности, “Belsen Was a Gas”, издевательская песня о нацистском концентрационном лагере: “В Бельзене было круто[41], как я вчера услышал / В открытых могилах, где лежали евреи”.