Крушение карьеры Власовского
Шрифт:
Каурт взглянул на часы. До встречи с Инной осталось не так много времени. Надо успеть побриться, побрызгаться духами и вообще привести себя в человеческий вид.
Черт возьми! Не легко в одной шкуре совмещать агента Госстраха и советского ученого, чей триумфальный путь к признанию и славе преградил интриган от науки и завистник профессор Сенченко. И все же это интереснее, чем нудные разговоры с этим мужланом Глазыриным. Да и обстановка куда приятнее, чем красный уголок автобусного парка.
Надо признаться, девчонка нашла удобное место для встреч. На этот раз выручила ее подружка,
Придя в это «гнездышко» намеренно раньше Инны — благо она отдала ему полученный от Эрочки ключ, — Каурт еще раз подробно осмотрел квартиру.
Он оценил вделанные в стену шкафы в человеческий рост. Однажды в Праге именно такой шкаф сослужил ему хорошую службу. Затем он выглянул в окно. Его заинтересовала не панорама Москвы, а некоторые практические детали, как-то: ширина карнизов и расстояние между окнами* А пройдя в другую комнату, выходившую во двор, он отметил, что пожарная лестница совсем недалеко от окна…
Услышав звук остановившегося на площадке лифта, Каурт бросил последний взгляд на лежавшие далеко внизу улицы. Как-никак — седьмой этаж… Высоко… Что ж! Иногда это скверно, а иногда…
Затем Франц принял хорошо отработанную им позу — «нетерпеливое ожидание».
После первых лирических минут встречи он заметил в девушке нечто необычное. Нечто торжественное отражалось сегодня на этом кукольном личике. Ого! Очевидно, инспирированное им столкновение с начальством развертывается!
— Ну как твой уважаемый профессор? — спросил он.
Лицо Ниточки запылало.
— Отпуска, конечно, не дал! Разве может этот сухарь пойти кому-нибудь навстречу! — воскликнула она. — А ты так хорошо придумал эту поездку!
По мнению Инночки, просьба была пустяковая: всего лишь внеочередной отпуск и то за свой счет. И вот Сенченко сорвал их чудесную поездку в Гурзуф. Но мало этого! Он еще оскорбил ее!
— Оскорбил?.. Это вполне в его характере, — горько усмехнулся Каурт.
— Он заявил мне прямо в глаза, что, когда я печатаю его дурацкие бумажки, мысли мои на танцевальной площадке… Подумаешь, разочек ошиблась в числах… Но я дам ему жизни! Он у меня еще попляшет, — вдруг неожиданно вырвалось у девушки.
— Вот как? — осторожно заметил Каурт. — Ты узнала о нем что-нибудь серьезное?
— Нет, нет… это я просто так. Ты не спрашивай… — смутилась Инночка.
— Успокойся, родная, успокойся, — нежно привлек к себе девушку Каурт.
— И представь себе, какой нахал! Я только заикнулась, что не намерена долго корпеть под его началом, он, знаешь, что заявил? Что сам об этом думал и не станет меня удерживать. А я так и сделаю: возьму и уйду, — капризно всхлипнула она.
— Ну это, роднуша, уже слишком, — умиротворяюще сказал Каурт. Искренняя тревога звучала в его голосе. — Уходить из института тебе не следует.
Но лицо Инночки неожиданно просияло.
— Знаешь, какая мне пришла мысль? Мы все-таки махнем в Гурзуф. А в какой-нибудь институтишко папа всегда меня устроит…
Впрочем, Франц не разделял
Отойдя от девушки, он сел на тахту и принял новую позу — мучительного раздумья. Она выражала такое отчаяние, что это сразу привлекло внимание Зубковой.
— Что с тобой, Толик? — тревожно взглянула она на Каурта.
А тот подыскивал верное решение.
— Да, конечно, Сенченко подлый человек…. Ведь я, Ниточка, уже рассказывал тебе, как поступил со мной этот карьерист?
«Анатолий Коровин» имел в виду сочиненную им историю своих взаимоотношений с профессором Сенченко. Вкратце она сводилась к следующему. Он — молодой, подающий надежды физик — специалист по магнитным сплавам, перед уходом добровольцем на фронт оставил в одном из научно-исследовательских институтов свою незаконченную диссертацию. Бесталанный ученый Василий Сенченко, занимавшийся в том же институте той же проблемой, присвоил этот труд. Считая Коровина погибшим, Сенченко воспользовался его научным открытием. Вот так плагиатор приобрел положение и известность. А у Анатолия Коровина отнята и слава, и, конечно, деньги. Ведь она помнит, что он принужден был продать свой отрез на костюм?
Инночка поразилась: «Бедный, бедный, Толик!»
И все же Каурт учитывал, что даже подобные девчонки не столь легковерны, как это кажется. Вот почему он ловко подсунул ей сфабрикованные материалы: лестную характеристику научной деятельности «аспиранта Коровина», выписку из протокола комиссии Академии наук о том, что его жалоба на Сенченко рассматривается авторитетной инстанцией, и еще несколько документов такого же рода. Все это выглядело настолько убедительно, что злоба Инны к Сенченко вспыхнула еще сильнее.
Шпиону не трудно было нащупать ее слабую струнку. Он уже заметил, что блеск мадам Сенченко мешает девчонке спокойно спать. Перспектива занять место, равное положению жены Сенченко, — вот что могло заставить Инну служить ему с личной заинтересованностью.
— И все же, дорогая, — нежно сказал Каурт, — уйти тебе из института нельзя. Ведь сейчас как раз решается мое дело. Негласно работает специальная комиссия. В вашем институте об этом пока никто ничего не знает и, конечно, знать не должен. Смотри и ты не проболтайся! Но зато комиссии должен быть известен каждый шаг Сенченко, вся его деятельность, все его планы. — Он нежно погладил руку девушки. — И знаешь? Ведь это прямо счастливое совпадение, что именно тебе я тогда продал свой отрез!
— Да, но терпеть оскорбления! — возмутилась Инна.
— Мало ли на что приходится идти для большой цели! Отдай себе ясный отчет, ради чего это делается? — Каурт так называемым «глубоким» взглядом обласкал Зубкову.
Когда комиссия при ее помощи разоблачит Сенченко, он, ее Толик, займет свое место в институте. А имея положение и деньги, он перед всем светом назовет ее женой. И квартира у них будет ничуть не хуже, чем у этой гордячки Сенченко.
Они позабудут о том, что сейчас им приходится почти из милости встречаться у Эры. Ведь в той жалкой лачуге, в которой он до сих пор прозябает из-за Сенченко, ему прямо стыдно принимать любимую женщину.