Крушение карьеры Власовского
Шрифт:
Но, странное дело, сейчас, когда голова его кружилась от хмеля, он признавался себе, что, как затравленный волк, он один во всем мире.
Ушла жена Надя. «Точно подменили тебя, Алексей, страшно мне с тобой», — неожиданно вспомнил он ее последние слова. А ведь она только про плен знала, о другом, самом страшном, он ей не признался, а почувствовала же!
Да и кому нужна его берлога! Вот диспетчер Оленька Семечкииа — уж на что круглая сирота, без угла, в общежитии на койке ютится, а ведь и та отказала.
При воспоминании о недруге вся кровь ударила в голову Глазырина.
— Кааггшки!.. — раздался бессмысленно веселый крик «Володи».
— Вот сиди и утешайся этими тварями, — с горечью усмехнулся его хозяин. — Им-то по крайней мере от меня, кроме кашки, ровно ничего не надо…
Или вот… Хороший человек этот инженер Зуев. Сразу видать, простой, не гордый. И певунов не меньше его любит. С ним он себя снова человеком почувствовал… А вот позвал к себе домой, разговорились… — и каждым словом точно ножом в сердце…
И все так!
А ведь как он старается! Теперь то, впрочем, и стараться незачем. То, перед чем Глазырин все эти годы трепетал, то, что сделало безрадостной всю его жизнь, — наконец свершилось.
Черная тень Михайловки встала перед ним в образе молодого и самоуверенного «агента Госстраха».
И вот уже третью неделю он почти не смыкает глаз по ночам…
Хорошо еще, что с этим проклятым магнитофоном, кажется, все обошлось. Успел снять, пока Петрянов не докопался.
Мысль, что сейчас магнитофон с наговоренными пленками находится в надежном месте, принесла Глазырину некоторое облегчение.
Но ведь неизвестно, что этот мерзавец потребует от него завтра! Для подобных барчат такие, как Алексей Глазырин, все равно, что пыль, навоз… Станет он его щадить! Как же!
Не выдержав, Глазырин полез в шкаф за своей заветной запасной пол-литровкой. Водка обожгла его, но не принесла желанного успокоения. Перед ним снова и снова возникало лицо того, кто покалечил и погубил его жизнь, того, кто превратил его в обреченную на гибель пешку.
Чужое, барское, безжалостное лицо!
Глава тринадцатая
Куда ведут следы
— Редкая гостья, мы тебя прямо заждались! — ласково встретила Машу Минакову хозяйка дома.
Зоя Александровна Сумцова была не по летам стройная и еще красивая женщина. Казалось, что даже седая прядь в темных волосах придает этому одухотворенному лицу еще большую моложавость.
— Все дела, Зоя Александровна, — замялась Маша. До сих пор она так и не знала, рассказал ли Костя матери об их ссоре.
— А Костя еще в институте… — не без лукавства сказала Зоя Александровна.
— Я не к Косте, — вся вспыхнула Маша.
— Так, значит, ко мне, голубчик? — любовна привлекла
— Нет, Зоя Александровна, — ответила Маша. — Як Адриану Петровичу. Он мне звонил… Он дома?
Маша сказала правду. Вчера сам Адриан Петрович позвонил ей и попросил зайти. Этот звонок положил конец ее колебаниям. И вот она снова в знакомой квартире.
— Вот как! — удивилась Сумцова. — Ты становишься совсем взрослой, Машенька.
— Пытаюсь, — в свою очередь отшутилась Маша…
— А Адриан Петрович у себя, занимается. Проходи…
Больше часа провела Минакова в кабинете Адриана Петровича.
Многим поделилась она со старым другом своего погибшего брата. Она рассказала о том тревожном, что с некоторых пор окружало ее научного руководителя и видного советского ученого Василия Антоновича Сенченко, и о странном поведении Людмилы Георгиевны, упомянув при этом даже о шляпке с голубой вуалеткой, промелькнувшей перед ней на главном почтамте, и о ее несколько необычном смуглом посетителе, в словах которого был так заметен непонятный акцент, и, наконец, высказала свои соображения о новой секретарше института Инне Зубковой и о ее знакомствах.
От Минаковой не укрылось, с каким напряженным вниманием слушал ее подполковник Сумцов, на какие, казалось бы, незначительные мелочи обращал он внимание. Особенный интерес вызвал у него визит смуглого незнакомца с акцентом. Есть ли у Маши хоть какая-нибудь нить к этому человеку?
— Вы говорите, что он передал письмо для Людмилы Сенченко… Оно было в конверте? Запечатано?
— Да, в голубом конверте… И я его, конечно, не читала…
— Это понятно, — поддержал Адриан Петрович.
— Впрочем, на конверте промелькнул какой-то адрес…
Но, к сожалению, этого адреса она точно не помнит. Не то Чернигов, не то Череповец… Но вот номер дома ей случайно запомнился. Ведь квартира, где она живет, под тем же номером — восемнадцать.
— А вам, Машенька, не помнится — этот незнакомец не называл какой-нибудь своей специальности? Может быть, он назвал себя агентом Госстраха?
— Н-нет… — удивилась Маша. — Об этом он даже не упоминал.
— А как вы думаете, Зубкова с ним знакома?
— Этого я не знаю, — покачала головой Маша. — О Зубковой он тоже ни слова не сказал.
— А вы никому не рассказывали об этом посещении?
Тут Маше пришлось покаяться. Желая подчеркнуть перед Зубковой, какие у четы Сенченко доверчивые отношения друг к другу, она рассказала Инне об этом посетителе.
Адриан Петрович черкнул несколько слов в своем блокноте.
Маша почти робко смотрела на это сосредоточенное лицо. Ведь ей даже было известно происхождение шрама на щеке подполковника. Костя рассказывал, что отец получил его в годы гражданской войны на деникинском фронте.