Крушение
Шрифт:
— Послал… Посыльного отправил… Сейчас будет, — вернувшись, сказал Аксенов.
— Пешего? — спросил Ломов морщась, будто проглотив что–то кислое.
А Шмелев сидел в углу и помимо желания усмехнулся. «Пешие посыльные» — где же он слышал это давнее, забытое, но вновь всплывшее выражение? Вспомнил: так назывались они еще до войны, и тогда, в подвижном лагере, сам генерал Ломов до хрипоты в горле ратовал за них. Теперь же Ломов был ими недоволен. «Умен задним числом», — опять усмехнулся Шмелев, и Ломов заметил, как
Ломов перевел взгляд на начальника штаба, велел связать его с этим Герасимчуком и, взяв трубку, заговорил:
— «Роза», слушайте меня. Кто говорит? Я Ломов, представитель фронта… Ну, из фронта… фронта, непонятливый, разжевывать надо!.. Доложите, в каком положении находитесь? — спросил генерал и приподнял руку, чтобы соблюдали тишину, хотя все молчали, — Что, авиация? Много летает. Будь спокоен, у нас тут не меньше. Так в чем же дело, почему не атакуете? Самолеты по головам ходят? Да что вы на авиацию сваливаете! Врывайтесь на немецкие позиции, в ихние окопы, и никто вас бомбить не станет!
Ответный голос, точно жалобный стон:
— Противник заливает автоматным огнем… Не дает встать… встать… Дайте же нам артиллерию! Артиллерию… — Слушая, Ломов невольно покосился на Шмелева, заметйв, как его левая нога скользнула вниз, как бы подминаемая правой, но теперь ступни обеих ног подрагивали, и носки сапог то приподымались, то опускались, вдавливая земляной пол. Это движение ног было для Ломова так неприятно, что он готов был обругать полковника, чтобы прекратить играть на нервах, но отругать мешал ему ведшийся по телефону разговор.
— Приказываю поднять людей в атаку! — не дослушав, перебил Ломов. — Это преступление — лежать! Ведите атаку! Последнее дыхание и — на высоту!
— Атака захлебнулась… Дайте артиллерию… артиллерию, — слышался умоляющий голос.
Ломов бросил трубку, и она, повиснув на шнуре, болталась, ударяясь о ножку стола.
— Что у вас, полковник, ревматизм суставов, ноги сводит, так болтаете ими? — сразу, но уже без злобы, примирительно и сочувственно спросил Ломов.
Шмелев покривил лицо в усмешке, не ответил. Внутри у него кипело.
Первым, видимо находившийся ближе всех командиров, явился в землянку капитан Костров. Он представился и доложил, что командира полка только что контузило, что батальон, которым он, Костров, командует, расположился в окопах переднего края и ждет дальнейших указаний.
— Указание одно — вводите! — оживился Ломов, резко кивнув Аксенову, и потом перевел взгляд на капитана. Костров посмотрел на него, смутился на миг, не зная как величать, потому что знаки различия были прикрыты комбинезоном и чья–то шинель валялась под ногами:
— Вводить–то можно, да толку что? Выбьют, как посевы градом.
— На то и война.
«Прыткий
— На то и война!
Костров переглянулся с комдивом, каким–то внутренним чувством понял, что тот недоволен и атакой и, быть может, самим генералом, приехавшим, наверное, устраивать нахлобучку, и опять задумался, злясь на себя, где же все–таки виделся с этим генералом. «Ах, да… Из окружения вместе выходили!» — хлопнул себя по голове Костров от удивления и опять посмотрел на Шмелева, который сидел угрюмый, подавленный, и как бы в отместку за него набрался смелости спросить:
— Извините, товарищ генерал… Мы с вами встречались.
Ломов счел уместным оглянуться, даже улыбнулся в ответ на кажущуюся уважительной улыбку капитана.
— Тогда где же мы виделись? Война разбросала людей по свету. Дорог много, но сходятся… А?
Костров притворно опять хлопнул себя по голове, но, спохватясь, что стоит перед генералом, опустил руки и проговорил:
— В окружении имели дело…
— Какое дело? — вдруг бледнея, поспешно спросил Ломов.
— Ну, как же… Помните, звали вас с нами идти. А вы… — Костров замялся.
Шмелев, ожидая чего–то неприятного, встал.
— Что я? — самолюбиво, не в силах отмолчаться спросил Ломов. — Договаривайте, чего уж… Оба, можно сказать, страдали.
— Понятно страдали, — с видимым сочувствием вздохнул Костров. — На вас тогда глядеть было — одна жалость. В лаптях… Да уж ничего не поделаешь — окружение…
Ломов пошевелил скулами, что означало у него с трудом сдерживаемое раздражение.
— Капитан, вы с кем–то меня попутали. Да, попутали!
— Хотя, правда… возможно… — уклончиво ответил Костров, а про себя подумал: «Нужда меня сунула об этих лаптях напомнить…»
Тем временем Ломов вздернул снизу до горла застежку «молнию» на комбинезоне и шагнул к двери. И уже на пороге, пытаясь больше не замечать Кострова, сказал:
— Успокойтесь, полковник. На то и война, чтобы кровь лилась. Командуйте дивизией. Там посмотрим…
Ни слова больше не говоря, Ломов боком юркнул наружу.
Он хотел по длинному ходу сообщения сбежать скорее вниз, в балку, где стоял его «виллис», но узкий земляной проход загородил ему прибывший на командный пункт майор из полка, залегшего на рубеже несбывшейся атаки. Они взглянули друг на друга: Ломов — безразлично и требовательно, чтобы уступил дорогу, а майор — выжидательно и с любопытством.