Крутой поворот (Опасный поворот)
Шрифт:
Он начал приспосабливаться к новой реальности, сказав себе, что теперь стал вдовцом, и питать подобные чувства вполне естественно, и ни один человек его за это не осудит. Никто не ожидал, что остаток жизни он проведет в одиночестве. А за последние несколько месяцев друзья не раз предлагали устроить ему свидание. Кроме того, он знал, что Мисси хотела бы видеть его женатым. Однажды она так и сказала. Как большинство супружеских пар, они любили играть в игру «Что, если», и хотя никто из них не ожидал, что случится нечто ужасное, оба считали,
По мере того как тянулось лето, Майлза все чаще и настойчивее стали посещать мысли о том, чтобы найти себе женщину. Мисси по-прежнему была здесь, и всегда будет здесь… и все же Майлз стал более серьезно подумывать о той, с кем можно разделить жизнь. Глубокой ночью, укачивая Джону в кресле-качалке – единственное, чем можно было вывести его из очередного кошмара, – он все смелее мечтал об этом. И в его представлении действие всегда развивалось по одному сценарию. «Возможно, стоило бы найти», сменилось на «возможно, стоит найти», а потом и «следовало бы…». Но на этом месте, как бы он ни желал обратного, мысли возвращались к «возможно, нет смысла…».
Причина таилась в его спальне.
На полке в раздувшейся от бумаг картонной папке хранилось досье о гибели Мисси. То, которое он собрал сам за время, прошедшее с похорон. Майлз всегда держал папку здесь, чтобы не забыть, что случилось. Чтобы папка напоминала о деле, которое так и не было завершено.
Напоминала о его провале.
Через несколько минут, затушив сигарету о перила и войдя в дом, Майлз налил себе кофе и отправился к сыну. Заглянув в комнату, он увидел, что Джона еще спит. Вот и хорошо, у него есть немного времени.
Майлз пошел в ванную и включил душ. Прежде чем пошла вода, в трубе что-то долго шипело и шуршало. Майлз вымылся, побрился, почистил зубы, провел расческой по волосам, снова заметив, что их вроде бы стало меньше, чем прежде. Но сейчас не до этого!
Он поспешно натянул форменный мундир и пристегнул кобуру, хранившуюся обычно в сейфе над дверью спальни. В комнате Джоны послышались обычные утренние шорохи. На этот раз, когда Майлз зашел, мальчик глянул на отца припухшими со сна глазами. Он все еще сидел в кровати. Лицо недовольное, волосы растрепаны: очевидно, проснулся не более пяти минут назад.
– Доброе утро, чемпион! – улыбнулся отец.
Джона, как в замедленной съемке, приподнял голову.
– Привет, па.
– Готов к завтраку?
Джона потянулся и громко зевнул.
– А блинчики можно?
– Как насчет вафель? Мы немного опаздываем.
Джона поспешно схватил штанишки, выложенные Майлзом из шкафа еще накануне.
– Ты каждое утро это твердишь.
– А ты каждое утро опаздываешь, – пожал плечами Майлз.
– Тогда буди меня раньше.
– У меня идея получше: почему бы тебе не идти спать, когда велено?
– Но тогда я еще не устаю. Я устаю только по утрам.
– Добро пожаловать в клуб.
– Что?
– Не важно, – отмахнулся Майлз и, показав на ванную, добавил: – Не забудь причесаться, когда оденешься.
– Не забуду, – пообещал Джона.
Все как всегда… как каждое утро.
Майлз сунул вафли в тостер и налил себе еще чашку кофе. К тому времени как Джона оделся и вошел в кухню, вафли лежали на тарелке, рядом с которой стоял стакан молока. Майлз уже намазал их маслом, но Джона любил сам добавлять сироп по вкусу. Майлз принялся за свои вафли, и несколько минут в комнате царила тишина. Судя по виду, Джона все еще пребывал в собственном крошечном мирке, и хотя Майлзу нужно было с ним поговорить, он решил подождать.
Через несколько минут дружелюбного молчания Майлз наконец откашлялся.
– Как дела в школе?
– По-моему, нормально.
Вопрос тоже был частью обычного ритуала. Майлз всегда спрашивал, как дела в школе, Джона неизменно отвечал, что все нормально. Но утром, складывая рюкзачок сына, Майлз нашел записку от учительницы, просившей, если возможно, встретиться с ней сегодня. Судя по тону письма, речь шла о чем-то более серьезном, чем обычный разговор учителя с родителем.
– Как твои занятия? Хорошо учишься?
– Угу, – промычал Джона.
– А учительница тебе нравится?
Джона, продолжая жевать, кивнул:
– Угу.
Майлз подождал, не добавит ли сын что-то еще, но мальчик молчал. Майлз придвинулся поближе.
– Почему же ты ничего не сказал о записке?
– Какой записке? – удивился сын.
– Той, что я нашел у тебя в рюкзаке. Которую ты должен был показать мне.
Джона снова пожал плечами:
– Наверное, я забыл.
– Как можно такое забыть?
– Не знаю.
– Может, тогда знаешь, почему она хочет меня видеть?
– Н-нет, – нерешительно пробормотал Джона, и Майлз сразу понял, что он говорит неправду.
– Сын, у тебя неприятности в школе?
Джона моргнул и поднял глаза. Отец обращался к нему именно таким образом, если мальчик делал что-то дурное.
– Нет, па. Честное слово. Я никогда бы не стал озорничать.
– В таком случае что означает эта записка?
– Не знаю.
– А ты подумай.
Джона заерзал на стуле, отлично сознавая, что терпение отца на исходе.
– Ну… кажется, у меня небольшие неприятности с одной работой…
– Ты же сказал, что в школе все в порядке.
– Так оно и есть. И мисс Эндрюс правда хорошая, и все такое, и мне там нравится, – выпалил Джона и, помолчав, промямлил: – Просто иногда я не понимаю, что происходит на занятиях.
– Поэтому ты и ходишь в школу. Чтобы учиться.
– Знаю, – вздохнул Джона, – но в прошлом году, с мисс Хейс, было лучше. А эта дает очень сложные задания. Некоторые у меня не получаются.