Крутые повороты
Шрифт:
В Президиум Верховного Совета РСФСР. От гр. Сегала А. Г. Повторная жалоба. Я вынужден обратиться снова… У Громова нет денег, и ему некуда деться. Он в безвыходном, бедственном положении. Утверждение председателя райисполкома о том, что Громов не нуждается в квартире, не основано на законе… В Положении о предоставлении жилой площади в Омской области сказано: «Члены ЖСК, нуждающиеся в улучшении жилищных условий, в исключительных случаях… могут быть поставлены на квартирный учет».
Председателю Советского райисполкома. Направляется повторное письмо гр. Сегала А. Г., поступившее
Председателю райисполкома. Я был лично у гр. Громова… Мое мнение — при возможности обменять на однокомнатную государственную квартиру, как инвалиду Великой Отечественной войны первой группы. Он находится в лежачем состоянии. Начальник РЖУ.
Заместителю председателя Омского горисполкома. Копия А. Г. Сегалу. Исполком… рассмотрел семейное положение инвалида Великой Отечественной войны Громова В. С. …Решением исполкома райсовета Громов В. С. поставлен на очередь по первому списку на получение государственной квартиры. Председатель Советского райисполкома.
Дело Громова на том не закончилось, я еще вернусь к нему.
Но прежде о другом.
Некоторые товарищи, причастные к этой истории, говорят мне сегодня: «Послушайте, в каком недопустимом тоне писал и разговаривал Сегал «бездушные люди», «стремятся отписаться», «общественность забыла об инвалиде войны». Разве справедливо? Ведь если честно: Сегалу достаточно было писать, сигнализировать, настаивать, — а работники исполкома должны были найти реальную возможность внести инвалида Громова в списки очередников. В списки перегруженные, не раз и не два выверенные, взвешенные, обсужденные. Не так то просто! Сегал только ставил вопрос, а работникам исполкома надо было его практически решить. И за решение это нести потом полную ответственность. Разные вещи!»
Согласен. Ставить вопрос куда, разумеется, легче, чем его решить. И тон писем Сегала бывал не в меру запальчивым, верно. Но уж если честно, совсем честно: не прояви подполковник такой активности, сколько бы еще тянулся этот вопрос и как решился? «Да, — соглашаются товарищи. — За энергию ему спасибо».
Те же товарищи говорят мне: «У Сегала очень дурной характер. Мирный человек, говорите? Да бог с вами! С ним дело иметь невозможно. Неуживчив, как никто другой. Вечно наводит порядок. Вмешивается. Обвиняет. Одних клеймит за то, что потакают лодырям, других — почему не борются с пьянством, третьих — отчего не дают бой хулиганам».
Что ж, не спорю. Пусть так. Бывал, вероятно, он и горяч, и пристрастен. Но вот другие известные мне факты.
Услышал Сегал, что где-то уволили работника, осмелившегося покритиковать свою администрацию. Тут же этого человека нашел. Помог написать заявление в суд. Суд его восстановил. В адрес администрации было вынесено частное определение. Бюро райкома партии квалифицировало случившееся как факт злостного зажима критики. Об этом рассказала газета «Омская правда». Другой эпизод. В суд обратился ветеран войны: родственник захватил его гараж и еще обливает грязью, пишет во все концы подметные письма. Сегал
Понимаете?
Общество наше создало все условия для того, чтобы добро торжествовало и порок был наказан. Приняты мудрые законы, действуют специальные государственные и общественные институты. Но ведь объективные эти условия реализуем в конце концов мы с вами, живые люди. И как часто необходим бывает вот такой, как Сегал, человек, может быть, трудный, неуживчивый, неугомонный, но на всю жизнь сохранивший энергию и бескомпромиссность своей боевой юности, раз и навсегда убежденный: под лежачий камень вода не течет.
Мне говорят: «Ладно. Все так. Но зачем же в письмах, в выступлениях Сегала столько ненужных громких слов? Пафоса? Риторика для чего?»
…Мы шли с Александром Григорьевичем от Громова. Тяжелая картина. Старик плакал. Сегал его успокаивал. Прощаясь, Громов сказал: «Спасибо за деньги». На улице я спросил:
— А что это за деньги?
Александр Григорьевич помолчал. Потом нехотя объяснил:
— Так, субсидия. Двадцать рублей, которые изымает у него дочь, возмещаем.
— Кто же именно возмещает?
Подполковник долго не отвечал. Потом сказал недовольно:
— Ну я. Я даю. Не имею права?
— Каждый месяц?
Он кивнул.
— И в городе никто об этом не знает?
— Нет. А зачем? — Он объяснил: — В Ленинграде, в блокаду, умер мой отец. Если бы кто-нибудь мог дать ему тогда буханку хлеба, наверное, он бы выжил… Я даю Громову деньги в память о своем отце. А потому это не стыдные, не обидные деньги. Сыновьи…
Знаете, о чем я подумал в тот момент? О том, что зря мы стыдимся порой высоких слов. Осторожничаем. Смущаемся. Не верим. Так ведь можно и сильно чувствовать разучиться…
Узнав, что Громов поставлен на очередь, Сегал несколько успокоился. Жене сказал: «Справедливость восторжествовала, очень хорошо». Сын пришел навестить, спросил: «Все воюешь, отец?» Александр Григорьевич ему сообщил: «С Громовым вопрос решен, порядок». Но скоро Александра Григорьевича опять охватила тревога. Очереди на квартиру можно ждать годы, а Громову как-никак семьдесят шесть… Вопрос будет решен, если исполком твердо скажет, когда конкретно инвалид Громов получит квартиру. Назовет точный срок.
Народному депутату Советского райсовета г. Омска Султыханову Евгению Гавриловичу. Ваш избиратель В. С. Громов нуждается сегодня в Вашей помощи. Ему нужно не милосердие, не снисхождение и не поблажка. Ему нужно, чтобы влиятельные люди, которым доверена власть, отстояли закон… Я прошу Вас вдуматься в судьбу Вашего избирателя… Если Вы не побрезгуете моей помощью, то я с большой охотой введу Вас в курс дела. С глубоким уважением подполковник в отставке А. Сегал.
…Сегалу — шестьдесят девять лет. Султыханову — около сорока. Сегал — на пенсии, временем не стеснен, сбегает утром на зимний Иртыш (он — «морж») и свободен. Султыханов — заместитель генерального директора крупнейшего производственного объединения «Омскнефтеоргсинтез», на счету каждая минута.