Кружева лжи
Шрифт:
Чайник на кухне без особого энтузиазма закипел. Александра машинально закинула щепотку цветов шиповника, щепотку бергамота, закрыла крышкой и отставила. Заварке требовалось настояться. А ей успокоиться. Внутри щемило, звало к нежности, заботе. К участию.
В комнате шла долгая борьба за цвет. Не понимая собственных эмоций, боязнь увязнуть в столь внезапной хандре, она никак не могла определиться с оттенком. С одной стороны, хотелось внутреннего тепла, и сочно-оранжевые или апельсиновые носочки были бы кстати. С другой, ей всю дорогу не давала покоя мысль о ВРАЧЕ. Об
Любовь?
Так она думала до того памятного вечера на мосту. Но он расставил всё по местам. Он её бросил (подробнее читайте в книге «Полярные чувства»).
Воспоминания о Диме тянули в пучину непрошенных и лишних чувств. Ненужные мечты, пустые образы рождались в сознании и улетали прочь, гонимые её собственным нежеланием даже размышлять на тему того, что было бы, окажись они оба другими. Чуть более понимающими и принимающими. Чуть более родными, чем два похожих человека, ведущих расследование и обожающих загадки.
Иногда хотелось вернуться в прошлое и сказать ему о своих чувствах. Снова. Но сделать это не на мосту, когда и он, и она были на эмоциях и стояли, продуваемые ледяным ветром, читая в глазах другого лишь непонимание и боль. А дома в постели, в кафе за улыбками и тёплыми булочками. Ночью под покровом нежности и любви. В моменты не только физической близости.
В произошедшем она винила и себя. Не только Дима был виноват в разрыве. Им обоим не хватило такта, терпения. Не хватило любви. Наверно, любовь — это нечто большее, чем было у них. Иначе, почему он пропал? Почему хотя бы раз не позвонил? Почему она оставила попытки его найти? Почему?
На ногах оказались носки неприятного оттенка жжёного сахара.
Александра грустно улыбнулась и пошла пить чай, захватив любимый набор маркеров. Мысли о Диме становились невыносимыми.
Поверхность листа заполнялась бессмысленными символами. Александра вспомнила о Чуриной. Захотелось пообщаться с ней побольше, узнать лучше. Было в ней что-то, близкое детективу. И основывалась эта близость не только на восприятии цвета. Ей казалось, что между жертвами: настоящими — Ангелиной и Лилией, и возможными Витой и Снежаной должна быть какая-то общность. Мелкая деталь, ускользающая от взгляда. Но попытки найти хоть какое-то сходство, любой крючок проваливались, не имея и грамма успеха.
??????????????????????????«Сейчас бы поговорить с Бризом. Он всегда говорит ерунду, но я, словно, просыпаюсь», — рассуждала она, выписывая имена старые и новые по делу Любовника, ставшего ВРАЧОМ.
Звонок телефона восприняла спокойно, уверенная в том, что это родители. Опять хотят вынести мозг, поругать, высказать недовольство. Потребовать ёлку с шарами на Новый год.
Пусть не в сам праздник, но они всё равно заедут и крайне огорчатся, увидев голую ель. Александра вообще собиралась обойтись искусственной. Особенно расстроится
Экран удивил именем Гольцева. Детектив поздоровалась, гадая, что могло произойти.
— Александра, извините меня за беспокойство. Я тут проезжал мимо, по правде говоря, мне Резников сказал ваш адрес, и подумал, что было бы неплохо обсудить ВРАЧА. Понимаете, я копался в биографии Васильевой, только начальнику не говорите, он меня отстранил почему-то, и наткнулся на одну интересную вещь. Может…
— Обсудим на месте, — прервала его Александра. — Когда вас ждать?
— Через десять минут буду. Ничего?
— Жду.
В сердце поселилась ещё не бурная, но уже довольно звонкая радость. Ей хотелось обсудить свои мысли хоть с кем-то. Нет, было необходимо. Ложь. Не с кем-то. С тем, кто близок по духу, мировоззрению. С тем, к кому лежит душа. Андрей был как раз таким. И, несмотря, на сомнения Рукавицы, Александра не испытывала тревоги. Интуиция молчала. То ли позабыв о подруге, то ли, доказывая глупость подозрений начальства. Хотя какое начальство? Она сотрудничала с Владимиром Андреевичем по собственному желанию. И без зарплаты.
Гольцев держал в руках тонкую чёрную папку. С локтя свешивался пакет из Ленты.
— Я слышал, вы редко готовите и подумал, что…
Александра невольно улыбнулась. Гольцев напоминал Бриза. Только помоложе и наивнее. Однако, второе могло быть и ошибкой. Ваня порой вёл себя, как несмышлёный подросток. А всё почему? Потому, что она сама вела себя училкой со стажем. Спрашивается, зачем?
— Я могу войти?
— Задумалась. Вы разговаривали с Резниковым?
— Недавно, — признался Гольцев. — Он просил извиниться за то, что сам не может приехать и просил меня…
— Так вы здесь по его просьбе.
— Изначально да, но потом я нашёл это, — поднял папку, — и решил поговорить с вами.
— Почему со мной? — спросила, закрывая дверь.
— Потому что Владимир Андреевич не пожелал меня выслушать, а мне кажется найденное важным.
— Давайте на кухню. Тапок нет. Не люблю, — сказала сразу. — Рваные вонючие носки не смущают, так что…
— Я живу с мамой, — смутился Гольцев.
— Помню. На всякий случай предупредила. Был у меня однажды клиент, потерявший жену. Явился не в агентство, а прямо сюда, снял обувь, а там… — махнула рукой. — Не будем портить аппетит. В жизни с мамой есть свои плюсы, как видите.
— И что клиент? — Гольцев снял ботинки и аккуратно поставил их в углу.
— Сам был так растерян из-за своих же носков, так смущался, что в итоге пришлось клещами вытягивать из него суть проблемы. И такое бывает. Хотя, вроде взрослые люди должны уметь держать себя в руках.
— Это непросто. По себе знаю. На кухню?
— На кухню. Только телефон выключите.
— Зачем?
— Хотите разговора — делайте.
— Ладно. Мама знает, где я, а сестра только утром вернётся.
— Отлично. Что в пакете?