Кружевное убийство

Мартова Людмила

Раньше главным добытчиком в семье был папа. Мама же, творческая натура, сколько Снежана себя помнила, разрабатывала рисунки для сколков и плела кружева. Особого дохода это, если честно, не приносило, зато удовольствия – сколько угодно. Много лет мама проработала на кружевной фабрике «Снежинка», в честь которой, собственно говоря, и назвала единственную дочь.

В их семье женщины выходили замуж и рожали поздно. К примеру, Снежана родилась у мамы, когда той исполнилось тридцать восемь лет. И мама смеялась, что дочка – ее главный кружевной узор. После распада Союза от огромной когда-то фабрики, на которой работали сотни людей, мало что осталось, но мама, как злословили подружки, вовремя сориентировалась:

выгодно выскочила замуж за человека, ставшего одним из первых в их области предпринимателей, а потому могла себе позволить работать не ради денег, а по велению души. И еще – учить дочку мастерству плетеи.

Снежана – поздний, балованный ребенок – росла девочкой замкнутой, больше всего на свете любившей читать книжки в укромном уголке и стучать коклюшками. Подруг у нее особо не было, шумные компании она не любила, Снежана тихо и незаметно окончила филологический факультет местного университета и устроилась работать в библиотеку.

Вот только со смертью папы все переменилось. Мама как-то растерялась, словно стала еще меньше ростом, разговаривала шепотом и подолгу сидела, уставившись в одну точку. Незадолго до скоропостижной смерти отец купил семье четырехкомнатную квартиру в самом центре, в ремонт которой вложил все свободные деньги. Остальные крутились в бизнесе, но его ушлый компаньон и давний друг семьи довольно быстро отжал их, пользуясь тем, что оглушенные горем жена и дочь ничего не понимают в делах.

Лежащая в тумбочке кучка денег, из которой мама брала на хозяйство, а Снежана на свои крайне скромные нужды, начала таять и месяца через три растаяла совсем. На зарплату библиотекаря и пенсию прожить было совершенно невозможно, а потому, немного подумав, Снежана приняла решение брать заказы на шитье нарядов со вставками из вологодского кружева.

Кстати, идея объединить кружево с тканью когда-то принадлежала именно маме. Блузы, юбки, брюки изо льна и батиста cо вставками из разноцветного кружева, сшитые во входящем тогда в моду стиле бохо, разлетались на ура. Снежана до сих пор помнила привычную картинку из детства: просыпаясь, она крадется по коридору, стараясь не наступать на скрипучие половицы, к комнате, в которой оборудована мастерская, и видит маму, склонившуюся над листами бумаги. Даже названия коллекций помнила: «Родники», «Жизель» и «Пастель», «Светский раут» и «Мадемуазель». И коллекцию ночных сорочек «Черный лебедь», выполненную из черного батиста с машинным кружевом и атласными лентами [1] .

1

Использованы настоящие названия кружевных коллекций мастерицы фирмы «Снежинка» Елены Котоминой.

Так что, открыв собственную мастерскую, Снежана просто пошла по маминым стопам. Первое время заказчиц было не так много, и она справлялась одна, но потом слава о ее эксклюзивных моделях пошла сначала по городу, потом по области, а затем докатилась и до Москвы с Питером. Поступили первые заказы из-за границы, и сейчас у Снежаны Машковской было свое небольшое ателье, в котором, помимо нее, работали еще одна закройщица и четыре швеи.

Под ателье было снято помещение на первом этаже дома, где жили Снежана с мамой. Плести кружево она предпочитала наверху – эта работа требовала покоя и уединения. Дома она оставалась и когда требовалось вдохновение, чтобы придумать что-то особенное для очередной клиентки. А кроила и шила Снежана в мастерской, под шумный гомон девчонок и довольные улыбки пришедших на примерку заказчиц.

Все-таки, помимо материнского таланта, ей передалась и отцовская сметливость: ателье процветало и приносило хороший доход. В этом году, конечно, все было непросто

из-за проклятой пандемии – зачем шить нарядную одежду, если ходить в ней все равно некуда – но жаловаться было грех, заказы все равно поступали. Снежана и не жаловалась.

– Думаю, закончу завтра, мне немного осталось, – ответила она. – А платье должно быть готово к субботе. Сегодня понедельник, так что все успеем.

– Что у тебя еще на сегодня? Или до вечера плести будешь?

Мама предпочитала быть в курсе дочкиных дел, и, надо признать, ее советы не раз выручали Снежану. Сама стучать коклюшками мама больше не могла, из-за подступающей болезни Паркинсона у нее ощутимо дрожали руки, – но вкусом обладала по-прежнему отменным.

– Нет, спина устала, да и новая клиентка должна прийти. Говорит, у нее особый заказ, который надо подробно обсудить.

– Особый заказ? – Мама заметно оживилась. – Это может быть интересно. Знаешь что, а приводи ее домой, я тоже с удовольствием послушаю. Заодно чаем вас напою, я плюшки испекла, как ты любишь, с корицей.

Снежана вздохнула. Как объяснить маме, что плюшки с корицей ей категорически противопоказаны, при ее-то сидячем образе жизни и сорок восьмом размере? Еще весной размер был условно сорок шестым, но если злоупотреблять маминой сдобой, то и до пятидесятого недалеко. И кто ж ее такую замуж возьмет?

В свои тридцать четыре года Снежана все еще была одинока. Мама в этом ни малейшей проблемы не видела, по своему примеру полагая, что сначала нужно состояться как профессионал, посмотреть мир и пожить для себя, а уже потом надевать ярмо семейной жизни. Как профессионал Снежана состоялась, основные мировые столицы повидала, а новые в одночасье стали недоступны из-за закрывшихся границ, а вот своим одиночеством и незадавшейся женской судьбой тяготилась все больше. И мамин пример не утешал: у той в конце концов появился такой замечательный человек, как папа, а в жизни Снежаны он даже не предвидится, потому что таких, как папа, больше нет.

* * *

Пообедав, Снежана быстро переоделась и сбежала с третьего этажа на первый, в ателье. Заказчикам, особенно новым, она всегда показывала товар лицом, надевая собственноручно сконструированные и сшитые наряды, которые «работали» лучше любой рекламы. Вот и сейчас она надела оливковые брюки из тонкой, но теплой шерсти, уместной нынешней осенью и оттеняющей золото погоды за окном, и чуть более светлую, но того же цвета хлопковую блузу, на груди которой уютно поместились кружевные падающие с дерева листья. Смотрелось необычно, и Снежана это осознавала.

В ателье вовсю кипела работа, и это как раз было обычно, потому что заказов за последний месяц они набрали много.

– Привет, девчонки, – звонко поздоровалась Снежана, которая любила и ценила каждую из своих мастериц. – Как у нас дела?

– Все в порядке, Снежок, – отозвалась Лидия, вторая закройщица, по негласной договоренности выступавшая в маленьком коллективе за старшую. – Куртку для Морозовой сегодня закончим, брючный костюм для Савельевой – тоже. Платье для Веры Михайловны готово, осталось только твой элемент вшить и можно звать ее на вторую примерку. Ну и все остальное у нас по плану. Не переживай.

Снежок – это было ее школьное имя, так Снежану могли звать только близкие друзья, к которым, несомненно, относилась и Лида. Мама с папой всегда называли дочь Снежинкой, но это домашнее имя она считала нескромным и слишком интимным, не предназначенным для чужих ушей.

Звякнул старинный колокольчик над входной дверью, сообщая, что в ателье посетители. Их было двое – красивая, холеная женщина лет шестидесяти пяти и молодой человек чуть помладше самой Снежаны, высокий, тонкий, гибкий, как виноградная лоза, с мелкими чертами лица и острым, немного хищным взглядом.