Крылатые семена
Шрифт:
Билл до того радовался исходу забастовки, что уже много времени спустя, отправляясь на работу, все что-то насвистывал и напевал себе под нос.
Тем не менее пункт о штрафах оставался незаживающей болячкой: он не переставал волновать рабочих. Рудокопы жаловались, что его протащили под сурдинку вместе с сорокачасовой рабочей неделей и что администрация использует этот пункт для внедрения потогонной системы. Представители рудокопов, сообщавшие о нарушении правил охраны труда и санитарии, немедленно увольнялись, а их товарищи, чьи интересы они защищали, не принимали никаких мер, чтобы оградить их от преследований. Таково было действие пункта о штрафах. Многие рабочие,
Стив Миллер и другие представители горняков, на чьей обязанности лежала охрана прав рабочих, призывали к решительным мерам, во избежание дальнейшего ухудшения условий труда на рудниках. Однако все попытки такого рода наталкивались на сопротивление со стороны некоего профсоюзного деятеля, который, судя по всему, заботился не столько об интересах рабочих, сколько о выгоде хозяев.
— Наши профсоюзные бюрократы убивают инициативу масс, — возмущался Билл.
— Дело обстоит гораздо хуже, Билл, — мрачно возразил ему Стив. — Хозяева зажали профсоюзы в тиски, а рудокопы молча терпят это.
Но вот на большом руднике Лэнсфилд вспыхнула забастовка. Рудокопы бросили работу, протестуя против увольнения Олфа Джонса по обвинению, сфабрикованному мастером подземных работ, которого рабочие прозвали «Чурбан». Все рудокопы на Лэнсфилде были членами профсоюза, и стойкий защитник их интересов Олф Джонс пользовался у них большой популярностью.
Забастовка была встречена рабочими с огромным энтузиазмом, который свидетельствовал о том, что их не запугать пунктом о штрафах, когда они борются за свои права. Продолжалась она свыше двух месяцев, и Билл изрядно потрудился: он каждую субботу и воскресенье выступал на митингах в отдаленных лагерях старателей, собирал средства для оказания помощи бастующим и всеми силами боролся с происками упомянутого профсоюзного заправилы, предлагавшего рабочим прекратить забастовку на таких условиях, которые означали бы отказ от выдвинутых ими требований. Однако горняки взяли руководство забастовкой в свои руки, и их комитету удалось после длительных переговоров добиться полной победы.
На состоявшемся вскоре после этого большом собрании рабочие потребовали отставки скомпрометированного профсоюзного деятеля. Они мотивировали это тем, что он оторвался от рабочих масс и не способен отстаивать их интересы; во время забастовки на Лэнсфилде он не только не защищал их, но даже старался сорвать переговоры.
— Забастовка показала, что рабочих нельзя связать по рукам и ногам пунктом о штрафах, — ликовал Динни. — Если рабочие платят человеку за то, чтобы он отстаивал их интересы, а он этого не делает, — пусть пеняет на себя!
— Вот и профсоюзный инспектор что-то уж слишком торопился, когда был на Лэнсфилде, — с чувством удовлетворения заметил Билл. — Говорят, еще до того как он спустился под землю, ребята сообщили ему несколько фактов нарушения техники безопасности. Но он и пальцем не шевельнул, чтобы заставить начальство устранить неполадки. И только когда представитель профсоюза сказал ему, что надо серьезнее относиться к своим обязанностям, инспектор взялся за дело, и все недочеты были устранены. Однако в свой последний приезд он вывесил на дверях конторы акт, где говорилось, что он якобы не обнаружил никаких нарушений. И что же? На следующий день приезжает государственный инспектор. Побывав внизу, он тоже составил акт и вывесил его на дверях конторы. В нем указывалось на существенные отступления от правил, которые администрации предлагалось устранить: необходимо, мол, строже соблюдать
Все время, пока длились забастовки и шла борьба с профсоюзной верхушкой, Билла не оставляли мысли о Пэт. Она представлялась ему сиреной, сидящей на высокой скале, далеко-далеко… Сидит и расчесывает золотым гребнем золотые косы, и ее манящая песнь заставляет его забыть о борьбе, презреть свой долг перед рабочими. Он гнал это видение прочь, но оно возвращалось, смеясь и негодуя, и осыпало его упреками. Порой он, казалось, чувствовал ее волосы на своей щеке, как в тот раз, когда они ехали вместе в машине и ветер, растрепав ее кудри, бросил золотую прядь ему в лицо. И снова неизъяснимое волнение охватывало его. Благоухание дикой кассии вселяло в него трепет, и ему представлялось, что Пэт здесь, с ним рядом. Досадуя, он стряхивал с себя эту мечтательность влюбленного и возвращался к заботам, которые неотступно преследовали его и днем и ночью.
Одна из этих забот заключалась в том, чтобы добиться работы для безработных или, по крайней мере, существенной помощи. Сотни людей все еще бродили по приискам, не находя себе применения; они спали в открытых карьерах на Маритане и в ветхих лачугах из ржавой жести и мешковины в Долине Нищеты.
Однажды вечером Динни с приятелем как раз беседовали на эту тему, когда Билл забежал к Салли поболтать.
— Нельзя нынче пройти по улице, чтобы тебя раз двадцать не остановили и не попросили на хлеб, — ворчал Дэлли.
— Да ведь и просить-то не разрешают: «джонни» только этого и ждут — сейчас же обвинят в бродяжничестве и выставят из города. — В надтреснутом голосе Тупой Кирки звучало возмущение. — А что человеку делать, если у него нет работы и не на что купить даже корку хлеба или кусочек мяса. Голодать? Поди — попробуй!
— Третьего дня я видел, как один инвалид без правой руки грузил породу. К культяпе у него приделан крюк, а к крюку лопата, — забормотал себе под нос Тэсси. — Он набирал ее с верхом и кидал в грузовик — работал, как дьявол: все хотел доказать, что здоровому не уступит.
— Только вчера один парень рассказывал, что он уже семь месяцев без работы и все никак не может устроиться, — сказал Сэм Маллет. — У него жена и четверо детей. Приличный такой парень. Видно было, что для него — нож острый идти в полицейский участок просить о помощи. Он бы, верно, ничего не пожалел, только бы не признаваться, что его дела так плохи.
— А одиноким и того хуже, — сказал Билл. — Комитет помощи безработным заставил городское управление обеспечить работой почти всех семейных мужчин. Он добился от правительства утверждения плана общественных работ, которые дадут возможность холостым мужчинам зарабатывать по пятнадцать шиллингов в неделю. Но ведь на это не проживешь! Придется нам еще повоевать с правительством, чтобы добиться большего.
— Да и у нас на прииске рабочих прижали, как никогда, — проворчал Динни.
— Тот малый, помните, что эмигрировал к нам из Америки, — вставил Сэм, — все проповедовал, что «уровень жизни должен соответствовать уровню прибылей и что уменьшение прибылей не должно на нем отражаться».
— Это легче сказать, чем сделать, — отозвался Тэсси со смехом. — Рабочие в Австралии живут в ужасных домах, а за квартиру мы платим безбожно дорого. Ведь прибыли от рудников никогда не идут на жилищное строительство.