Крылья экстаза
Шрифт:
Оставшись одна. Тина даже порадовалась тому, что свою первую брачную ночь она проведет не в доме герцога Суассонского, который хозяин предоставил им на все время медового месяца, а в купе поезда. В доме им неминуемо предстояла бы долгая церемония встречи, множество слуг, а тут они были практически одни, не считая ее горничной и его лакея. Да и те на ночь переходили в другой вагон, где спали все слуги.
К тому же поезд, рассчитанный на преодоление очень небольших расстояний, на ночь вообще останавливался, и, таким образом, до рассвета не будет слышно
Переодевшись в ночную рубашку из тончайшего шифона, украшенную драгоценными кружевами, привезенными специально из Парижа, и названную эрцгерцогиней "совершенно неприличной». Тина легла в постель. Постель оказалась мягкой и удобной, а простыни приятно холодили тело после дневной жары. Свет был погашен, лишь небольшая лампа над кроватью давала нежный неяркий свет.
Сердце Тины отчаянно билось в ожидании мужа – и вот наконец дверь тихонько скрипнула, и он вошел.
Девушке показалось, что даже и сейчас, несмотря на полумрак, он окутан сияющим светом, как тогда у окна на улице Сент-Оноре. Но теперь она знала, что это не солнечный свет – а свет великой любви, исходящий от них обоих.
Герцог же, в свою очередь, видя невесту с ее распущенными золотыми кудрями и широко распахнутыми синими глазами, думал, что нет на свете никого соблазнительней и в то же время невинней, чем его возлюбленная. Ему хорошо были видны выпуклости ее грудей под тонкой ночной рубашкой, но даже эти прелести не манили его сейчас настолько, насколько привлекала сама душа этого дивного существа.
Его жена возбуждала в графе такие высокие и благородные чувства, которых не вызывала в его жизни еще ни одна женщина.
По объяснять чувства словами – дело всегда бесполезное и бессмысленное, и граф твердо мог сказать только одно: его любовь к этой девушке отныне постоянно будет делать его все лучше и лучше.
Тина так и подалась к нему, как только он вошел.
– Знаешь ли ты о том, как красив, мой любимый?
– Я мог бы задать этот вопрос и тебе. Знаешь ли, насколько я счастлив, став твоим мужем? Но молчи, молчи, позволь мне самому облечь это в слова. Мне кажется, что я, чтобы добиться тебя, сдвинул небо и землю, но на самом деле я не сделал ничего. Все сделала за нас Судьба.
– Судьба, которая занесла меня в Париж, чтобы нам встретиться? – Тина стиснула руки мужа. – Понимаешь ли ты, что если бы мы не встретились при таких странных обстоятельствах, которые, я знаю, шокировали тебя, я, может быть, и сейчас ненавидела бы тебя из-за того, что ты англичанин… И, кто знает, сколько бы еще времени понадобилось мне, чтобы понять, какой ты… удивительный и необыкновенный!
Герцог улыбнулся.
– Но я то уверен, что с первого взгляда влюбился бы в принцессу Марию-Терезию – точно так же, как я влюбился в Тину Бельфлер с неумело накрашенными губами.
– По ведь признайся, что те чувства, которые ты испытал к девице из соседней ложи, были не любовью! То есть не той любовью, которая связывает нас теперь…
– Возможно, – согласился герцог. – По надо признаться и в том, что как только я увидел тебя и услышал твой голос что-то повернулось в моем сердце.
– Правда?!
– Правда. Но почему же ты не спросишь меня, что я делал тогда в Париже да еще и под чужим именем?
– У меня еще не было на это времени.
Герцог даже рассмеялся.
– Да, когда я увидел, каким утомительным вниманием ты окружена дома, всеми этими статс-дамами, камеристками с их протоколами поведения, я понял причины твоего побега!
– Никогда бы не подумала, что англичанин способен понять такие вещи, – тоже рассмеялась Тина. – Да, кстати, зачем же англичанину пришлось прикидываться французом?
– Именно об этом я и не успел еще тебе рассказать. Моя бабка по отцу была, между прочим, чистокровной француженкой, и звали ее, как ты можешь догадаться, де Грамон. И потому я при всех посещениях Франции всегда останавливаюсь у своих многочисленных родственников, называясь графом де Грамоном, что мне в детстве нравилось даже больше, чем мое собственное имя.
– Итак, и ты выдавал себя за другого!
– Увы. Но зато это давало мне возможность избежать множества утомительнейших часов в Тюильри с императором и императрицей. Ведь английские герцоги страдают от скуки почти так же, как наследные принцессы!
– Значит, приехав на Бал художников, ты тоже сбежал от своих обязанностей!
– Именно так! А знаешь от чего, или, вернее, от кого я сбежал еще?
– От кого?
– От некой особы по имени Мария-Терезия Виденштайнская! – Тина смотрена на него во все глаза, ничего не понимая. – Когда мне сообщили, что я должен жениться на какой-то занудной, никому не ведомой европейской принцессе, я пришел в ужас.
– Ты… не хотел жениться?!
– Разумеется, не хотел! Я был вполне счастлив, ведя свою свободную холостую жизнь, и среди своих, признаюсь, многочисленных любовных авантюр не находил никого, кто бы мог подвигнуть меня на брак.
– Но почему ты… не мог отказаться от предложения жениться на мне?
– Когда мы попадем в Англию, ты сама поймешь, как трудно отказывать нашей королеве в ее желаниях, – скривив губы, пояснил герцог. – Но я был решительно настроен бороться с ее величеством до конца и уехал в Париж, чтобы хорошенько обдумать способы этой борьбы.
– И только для этого? – ревниво уточнила Тина.
– Ну, не только, – в глазах графа заблестели лукавые искорки. – Я собирался вдоволь поразвлечься.
– Развлечениями, которые предоставляет мужчинам… полусвет?
– Именно.
Тина едва не заплакала.
– А если бы я встретила тебя чуть позже, когда ты уже нашел бы себе подружку из числа тех дам, которые обедали у принца Наполеона?!
– После того, как встретил тебя, я пришел к выводу, что единственным способом избежать женитьбы на ненавистной Марии-Терезии будет принять приглашение твоего отца, но заявить ему, что я прибуду на скачки "Золотого приза» только вместе с женой.