Крылья империи

Кузнецов Владислав Эдвардович

— «Без надежды и без чести сделаетесь наградой победителя», — по памяти процитировал Фридрих, — но вы не учли одной мелочи, граф. Сущей мелочи, право. У меня оборонительный договор с русскими. И я дам им понять, что, оставаясь нейтральным, я увеличиваю их силы, экономя русским экспедиционный корпус и регулярно выплачивая, как невоюющий союзник, существенные субсидии, высвобождаю многие полки, закрывая их границы телом своего нейтрального государства. Мне кажется, они поймут. И будут благодарны, несмотря на мое неучастие в войне.

Сен-Жермен так и уехал, своего не добившись. Фридрих пожалел и его — что поделаешь, германская сентиментальность.

Да и было что-то трогательное в этом искреннем крестоносце галантного века. Фридриху тоже временами хотелось взгрустнуть над прошедшей молодостью, над той веселой жизнью до Кунерсдорфа. Право, кто не жил тогда — не жил вообще… Но еще больше хотелось перейти в новую, индустриальную, эпоху вместе с Россией. Вот тогда Пруссия точно станет номером вторым. А для этого, пока другие будут биться насмерть, он займется маленькими имперскими княжествами. Из-за такой мелюзги, да под шумок, никто даже ноты протеста не объявит. И северными землями. Во время большой войны слабые страны — это просто территории. А Швеция — это слабая страна, и надо постараться, чтобы большая ее часть отошла именно к Пруссии. Хотя бы и по польскому варианту. А строительством великой державы займется его сын. Или внук. А ему, Фридриху, рано. Зато надо еще и еще округлять границы. Курочка по зернышку клюет. Горе забывшим этот принцип Прусского королевства.

Сен-Жермена кирасиры задержали прямо на сходнях. Он еще заметил, что «задержали» — слово удивительно неподходящее к ситуации. Потому как после «задержания» человека обычно очень быстро куда-то влекут. Например, в карету без окон.

— Вы правы, — согласился усаживающийся с ним в карету офицер, двое капралов запрыгивали в седла, чтобы скакать по бокам, — тем более, что «задержанию» обычно придается негативный смысл, и оно понимается почти как арест. Часто так оно и бывает. Но в нашем случае будет вернее сказать, что ваше сиятельство будут препровождены для беседы с лицом, служебное время которого расписано до секунд. И окна в нашей карете имеются, просто завешены. Привычка. Позвольте…

За запыленным окном возник вечерний Петербург, покуда — до главных улиц — состоящий из темнеющих в полумраке стапелей, лесов и заборов.

— Стройки, — сообщил офицер буднично, — растем, как всегда.

— А это…

— Газгольдеры. Фонари, сударь, не святым духом работают. Вон, кстати, шар полетел. На том же самом светильном газе. Шестнадцатый полет, ночной! — гордо заявил он.

Сен-Жермен поинтересовался:

— А почему не на водороде?

— Это вы, граф, в Академии спросите. По мне — им просто лень его делать. Надо бочки с железной стружкой, кислота, трубы всякие… Взрывоопасен! Четвертый-то шар как рвануло! Хорошо, не над городом. Куда проще светильный газ! Взял баллон, сунул под оболочку, открыл вентиль — и лети. И взрывается менее охотно.

Кирасир говорил с интонацией человека, для которого купить баллон со светильным газом в магазине на углу — привычное дело. По-видимому, так и было. Про то, что для производства светильного газа нужна целая отрасль промышленности, сей бравый воин явно не подозревал. И его было бессмысленно расспрашивать, откуда в Петербург привозят уголь. Что газ делают из угля, Сен-Жермен знал. А вот что в русской столице появился газовый завод — нет.

Привычная перспектива Невского украсилась опрокинутыми пирамидами газовых фонарей. На только возведенных триумфальных рострах вообще огонь пылал постоянно. Над сияющим изнутри Домом-на-Фонтанке

опять что-то сооружали. Работа кипела, невзирая на позднее время.

— Глаз, — пояснил кирасир.

— Какой глаз?

— Обыкновенный. Как бы око недреманное. В сущности, просто фонарь такой затейливый. Пока постоит на крыше. А со временем поставим на Дворцовой площади шпиль, чтобы возвышался над городом. Там еще подпись будет помпезная. «Зрю все». Но ее никто не разглядит…

В коридорах было ярко, стерильный газовый свет, рожки через шаг. И, наконец, заочно знакомое лицо.

— Устраивайтесь удобнее, граф. Разговор будет долгий.

— Полагаю, да.

Виа Тембенчинская встала из-за стола и принялась задумчиво мерить шагами кабинет. То же самое делала полусотня ее отражений в зеркальных стенах.

— Я отчего-то думала, что вы нас уже не навестите без нескольких европейских армий, — заявила она, — тем не менее, я вас вижу здесь, причем приплывшего не тайно, для организации очередного подполья, а едва не официально — под самым своим распространенным именем. Значит, граф де Сен-Жермен, вы напрашиваетесь на разговор. В то самое время, когда мне кажется, что все слова уже сказаны, а война прошла важнейшую стадию дипломатической подготовки.

— Создание союза из нескольких государств еще не означает войну.

— При постоянном балансе сил. А мир стал очень изменчивым. Знаете, мой муж рассказал мне любопытную историю. Во время Лондонского конгресса его зазвали на ужин в фамильный замок к одному аристократу. Там на стенах висело оружие времен столетней войны. Мечи, щиты, итальянские арбалеты, хитрые французские пики с крюками. И английские длинные луки — как же без них. Они красиво висели на стене, в обрамлении колчанов со стрелами. Хозяин выпил довольно много, стал многословно хвастаться славой английских лучников. Снял со стены висевшее там сотни лет украшение, вложил стрелу… Она едва перелетела заросший травой сухой ров замка, оставшийся с неспокойных времен. И другие стрелы тоже не хотели лететь дальше. Гости стали смеяться. Но хозяин замка велел принести другой старый лук, который хранился в оружейной комнате ненатянутым. Изготовил к бою, выстрелил — и убедительно доказал древнюю славу английских луков. Лук не должен быть всегда натянут. Только перед войной или охотой. Так и ваш союз. Он выстрелит — или развалится.

— Я не коллекционер, — заметил граф, — и мне безразлична судьба древних раритетов, если они не приносят пользу. И я вовсе не хочу такой войны, как та, что неизбежно на нас накатывается. Я принял меры — на тот случай, если наш разговор не получится. Если же все будет в порядке — никакого западного союза не будет, а будет несколько полузабытых, почти салонных бесед о некоем отвлеченном предмете.

Виа недоверчиво фыркнула. Зато перестала бегать и привалилась к стене. Кого-то ее повадка графу напоминала. Ну да. В конце концов, муж и жена просто должны быть похожи.

— Звучит так, будто вы собираетесь выставить нам ультиматум. Не рано? Обычно это делают по пришивании последней пуговицы на последний мундир…

— Такие ультиматумы выставляют только слабым. Вы сильные. И ваша сила растет с каждым месяцем. А наша более постоянна, увы. Поверьте, я готов признать за вашим Севером право быть одной из великих держав. Даже — сильнейшей. Но — не единственной реальной силой. А именно это нас ожидает в ближайшие годы.

К его удивлению, княгиня Тембенчинская медленно кивнула. Мол, продолжай, зерно в твоих рассуждениях есть.