Крылья огня
Шрифт:
Она пришла в туфлях на низком каблуке и брюках, похожих на мужские, туго перетянутых широким поясом. Когда он посмотрел на нее, глаза ее улыбались, но она так и не сказала, надела ли она одежду Питера или позаимствовала у кого-то еще. Они вместе спустились к морю, где стояло несколько яхт и парусных лодок. Ратлидж нес корзинку со съестным – подарок «Трех колоколов», полученный после щедрой взятки кухарке. Рейчел заметила:
– А вы предусмотрительнее, чем я. Я так обрадовалась приглашению сходить под парусом, что о еде даже не подумала. А может, предусмотрительность –
Ратлидж рассмеялся:
– В школе Питеру вечно хотелось есть. Я не знал другого мальчика, который так хорошо умел бы устраиваться. Мать посылала ему щедрые посылки – банки консервов, упаковки печенья и галет. Дольше всего обычно сохранялось шотландское песочное печенье. Помню, иногда в его сундуке оно приобретало вкус шерсти, но мы не жаловались. Когда припасы подходили к концу, мы бывали безутешны – до тех пор, пока он не уговаривал еще какого-нибудь одноклассника поделиться с нами.
Они дошли до перевернутых лодок, лежащих на галечном пляже, едва возвышавшемся над кромкой прибоя.
– Вон «Красотка», – показала она на красную посудину, которая выглядела так, словно ее не мешало бы покрасить и заделать швы.
Ратлидж с сомнением посмотрел на суденышко:
– Вы уверены, что она не потонет?
– Не сомневайтесь, – заверила его Рейчел. – Она довольно крепкая. Просто этим летом Траск нечасто на ней выходил. Его сын Фред не вернулся с войны… он служил на флоте. В его корабль попала торпеда в Северной Атлантике. И потом, рыбная ловля в наших краях уже не та. С экономической точки зрения будущее Корнуолла печально. Промысел кончился, а вместе с ним ушла и сардина. Все сейчас жалуются.
Жаловались и чайки, кружившие у них над головами. Рейчел и Ратлидж спустили «Красотку» на воду и забрались внутрь. Рейчел окинула его критическим взглядом.
Ратлидж широко улыбнулся:
– Сразу видно, вы мне не доверяете!
– Дело не в доверии, а в самосохранении. У меня еще есть время выпрыгнуть за борт, если вы отъявленный дилетант, от которого только и жди беды.
Но он знал свое дело, и вскоре лодка вышла из устья в открытое море. Море утром было спокойным; ветер гнал лодочку дальше, где на волнах плясали белые барашки, и легко было на веслах дойти до небольшого пляжа за Тревельян-Холлом, до того места, где мыс закруглялся, а затем снова вернуться к пляжу, где они вытащили лодку на берег и вышли сами.
Рейчел повернулась к нему; Ратлиджу трудно было понять, о чем она думает, пока она не сказала:
– Я уже целую вечность не выходила в море! Как чудесно снова оказаться на воде! Питер был человеком сухопутным, он не мог отличить нос от кормы, зато Николас обожал плавать, он выходил в море в любую погоду, чувствовал волны под корпусом и порывы ветра. Когда он уходил на войну, он мечтал попасть на флот, но его не взяли – сказали, нет опыта, представляете? Поэтому он очутился во Фландрии, в грязи, среди ужаса и убийств, – и его отравили газом. – Сияние поблекло, и она потянулась к корзинке, пока Ратлидж привязывал
– Расскажите о своей кузине Сюзанне, то есть миссис Харгроув.
Она выпрямилась и посмотрела на него в упор, не выпуская из рук корзинку.
– Так вот зачем вы привезли меня сюда! – воскликнула она. – Чтобы поживиться моими воспоминаниями, а потом решить, стоит ли завтра возвращаться в Лондон?
– Нет, – сухо ответил Ратлидж. – Вы сами заговорили о родственниках, не я. А Сюзанна вчера заходила ко мне. Поэтому я и спросил.
Рейчел отвернулась, поставила корзинку и начала подниматься по пологому склону, который вел от воды к парку. Ратлидж последовал за ней. Наверху она остановилась и посмотрела на парк, окружавший дом.
– Сюзанна очень похожа на Стивена, но как будто его бледная копия – не такая красивая, не такая обаятельная, не такая живая, не такая… любимая. По-моему, и Розамунда больше любила Стивена, потому что видела в нем собственное бессмертие. Себя, которая снова стала молодой и готовой продолжать жить. А может быть, он напоминал ей Ричарда. Иногда я и сама об этом думала. Розамунда любила Оливию, потому что видела в ней Джорджа, и Николаса, потому что он был так… так похож на своего отца. Внешне, я имею в виду. Внутренне Николас унаследовал силу Розамунды. Розамунда никогда никого из детей не выделяла, во всяком случае, открыто, но в глубине души… кто знает?
– Расскажите о ее мужьях.
– Джордж был замечательным человеком, обаятельным и очень мужественным. Джеймс был утонченным; в нем были глубина, ум и чувство юмора. А Брайан Фицхью так любил Розамунду, что ей просто не оставалось ничего другого, кроме как полюбить его в ответ. Но по характеру он был слабее ее… – Рейчел повернулась к нему; лицо ее как будто превратилось в маску. – Я ответила на ваш вопрос?
– Сюзанна намекала на некоего мистера Чемберса, который был влюблен в Розамунду и охотно женился бы на ней.
– О да, Том Чемберс едва не сделал ей предложение. Наверное, он мог бы избавить ее от одиночества и тоски. Она уже начинала думать, что слишком многие из тех, кого она любила, умирали. Как будто их смерть как-то связана с ней! Как будто она в чем-то виновата. Я не хочу сказать, что она делилась с нами своими мыслями… нам пришлось собирать все по кусочкам. Вот почему нам казалось, что мистер Чемберс тоже сыграет свою роль в ее жизни. Новая любовь, новая жизнь – скоро Розамунда снова будет счастлива! И вдруг однажды ночью она не могла заснуть, по ошибке приняла слишком много лауданума… и перед рассветом умерла.
– Сюзанна боится, что ее мать намеренно покончила с собой. Ей трудно поверить в такое, она очень напугана…
Рейчел изумленно воззрилась на него:
– Правда? Сюзанна никогда не заговаривала о своих страхах со мной! Да и ни с кем другим, насколько мне известно. Вы уверены? То есть… может, это просто фантазия женщины, которая ждет ребенка?
– Она была очень расстроена. Если у нее такие фантазии, она доведет себя до болезни еще до родов. По-моему, она боится, что ее фантазии могут оказаться правдой. Почему?