Крылья Руси
Шрифт:
Уже не та тетушка, которая подхватила на руки маленькую Сонечку – и безоглядно приняла ее сторону. Не та, которая до конца отстаивала ее интересы перед грозным братцем, которая поддерживала, утешала, всегда принимала ее сторону... Любила, черт возьми!
Любила...
Господи, ну почему они уходят!? Не так давно, года не прошло, от воспаления легких умерла боярыня Морозова, но тогда Софье так тяжело не было. Все же отношения свекровь-невестка никогда идеальными не были, будь ты хоть золотой от ушей
– Она сейчас там, где всем хорошо, - протопоп Аввакум, на правах и друга и духовника царевны, положил ей руку на плечо. – Царствие небесное...
– Вечный покой, - шепотом откликнулась Соня. И - не выдержала.
Уткнулась в рясу – и безудержно разрыдалась.
Аввакум гладил ее по черным волосам. С другой стороны так же обнимал женщину воин Афанасьевич – и его плечи так же содрогались. Он и не пытался скрывать слез.
Иногда они текут сами...
Софья вспоминала детство, юность, вчерашний вечер...
Как хорошо, что она приехала в Дьяково. Хоть повидались перед... перед...
И навсегда в ее памяти останется этот последний вечер – с неспешной беседой, с золотисто-алым закатом, горячим чаем и материнским поцелуем в лоб.
– Как же мы без нее... Ох, тетушка...
Прошло не меньше часа, прежде, чем Софья успокоилась достаточно, чтобы не срываться в слезы на каждом слове.
– Дядя, где... где она хотела лежать?
– Со мной. Мы думали, что я уйду раньше и...
– Ох, дядя...
– У нас в Опочке есть церковь. Старенькая совсем, отец помогал священнику, ну и я тоже... сейчас она каменная. Аннушке там нравилось. Там на кладбище все наши лежат...
– Это...
– Псковский уезд.
Софья кивнула.
Как бы ей ни хотелось, чтобы тетушка лежала в Москве, в Архангельском соборе, но если Анна уже все обговорила с мужем... Впрочем, Софья все равно предложила это дядюшке, но Воин Афанасьевич покачал головой.
– Не надо, Сонюшка. Пойми меня правильно, я не хочу, чтобы она после смерти... чтобы она лежала вдали от нас, как царевна Романова. Она – моя жена.
Софья могла это понять. Не Романова, нет. Ордина-Нащокина.
Иван, наверное, попросит о том же, когда придет их черед...
– Я прикажу, чтобы ее... вас... отвезли туда. Только задержитесь на пару дней, пожалуйста. Чтобы Алеша и Ваня успели с ней попрощаться.
Воин Афанасьевич кивнул.
– Конечно, Сонюшка. Я люблю тебя, малышка... И Анечка тебя тоже любит... любила.
Следующей ночью не стало и Воина Афанасьевича. Он ушел вслед за женой быстро и решительно, как делал все в этой жизни. Школа в Дьяково осиротела.
Гонец обернулся
Алексей, Софья, Иван.
Держались за руки. Никто не плакал, даже Софья уже не рыдала. Она выплакала все слезы ночью – и теперь старалась поддержать брата и мужа. Им сейчас вдвое тяжелее. Она-то хоть рыдать могла, а Алешка стоит весь черный. И Иван... он по матери так не убивался.
Все-таки боярыня Феодосия была слишком неистовым человеком, чтобы быть настоящей хорошей матерью. А тетушка Анна стала такой для всех троих...
Уходил последний кусочек их детства. Была жива тетка Татьяна, но так далеко, слишком далеко... Да и не было ее по-настоящему в их детстве. Так, где-то в Кремле.
– Мальчишки сейчас в Крыму. Пока приедут – их уже увезут.
– Ничего. Доедут до дома, - буркнул Иван.
Малолетних Ординых-Нащокиных он любил, но сейчас у него не было сил ни на что. Только не плакать. Только не сорваться...
– Кто теперь будет заниматься школой?
Алексей чувствовал себя свинтусом, но... кто-то же должен думать и об этом?
Софья вздохнула. Подошел бы кто-то из братьев Разиных, но разве тех из Крыма выдернешь? Был и Ежи Володыевский, сильно обрусевший за это время, но...
Политика, будь она неладна!
Все-таки Дьяково – это кузница кадров. И тут много... разного. А еще – Ежи не может быть директором школы. Дело не только и не столько в доверии, сколько в его личных качествах. Он умный, добрый, надежный, но не лидер. Что уж тут поделаешь – он замечательный второй, но не ведущий. Под руководством того же Яна Собесского он чудеса творил, а сам по себе он воин, а не генерал. Это не хорошо и не плохо, это просто есть.
– Нужен кто-то надежный. Лучше родной. Ваня, а что там с Матвеем?
Ваня подумал.
После смерти Феодосии Морозовой ее полюбовник затосковал. А ведь пользы от него может быть много, ой как много. И опыт у него подходящий, и родственные связи, опять же...
Да и сводного брата, и сестричку видеть будет постоянно.
– Можно попробовать. Только он уже не юноша...
Софья фыркнула.
– Пусть даже лет пять-десять. Вообще, я хотела бы, чтобы потом это место занял Прокопий.
– Сын Аввакума?
– Да. Он как раз подойдет, но ему хотелось бы еще поработать «в поле».
– Почему бы нет? – согласился Алексей. – тогда... Ваня, ты поговоришь с Матвеем?
– Поговорю.
Им было безумно больно – и все трое цеплялись друг за друга и за привычные повседневные дела. Жизнь продолжается, и есть привычная работа, и есть решения, которые кроме них никто не примет.
Они должны. Этим все сказано.
Да и тетушка не поняла бы, погрузись они в глубокое горе и брось все дела.