Крылья Севастополя
Шрифт:
Коваленко, Владимир Игнатьевич
Крылья Севастополя.
Записки авиационного штурмана
О книге и ее авторе
В годы Великой Отечественной войны мне довелось участвовать в обороне Севастополя, Керчи, Новороссийска, Ленинграда, легендарных городов, ставших впоследствии городами-героями. И у меня, летавшего на различных типах самолетов в различных условиях,
В Севастополе он воевал на самолете лодочного типа МБР-2. Мне еще задолго до войны довелось летать на этих машинах, и я знаю, что даже по тем временам они не отличались высокими боевыми качествами. Тихоходные, как все гидросамолеты, из-за трудной совместимости аэро - и гидродинамических качеств, слабовооруженные (всего два пулемета винтовочного калибра с ограниченными секторами обстрела), они не шли ни в какое сравнение о другими боевыми самолетами того времени. И тем не менее лодочная авиация оказывала Севастополю большую помощь: ночью летчики непрерывно бомбили, выводили из строя аэродромы противника, держали в непрерывном напряжении вражеских летчиков, бомбили передовую линию врага, днем вели воздушную разведку в море, даже прикрывали караваны наших судов, прорывавшиеся в осажденный город, хотя эта задача посильна только истребителям. Но при этом они несли еще и противолодочную оборону караванов. А в общем работа у этих тружеников [4] авиации была невидная, и результативность ее не всегда была сразу определима - может, потому она так мало освещена в книгах. А между тем они, морские летчики, внесли большой вклад в оборону героической черноморской твердыни. В те трудные месяцы я командовал 2-й морской авиабригадой и на собственном опыте убедился, в каких необыкновенно трудных условиях приходилось работать летчикам. Взять, к примеру, посадку самолета. Ночью, без подсветки прожектором, не сядешь, приходилось хоть на несколько секунд включать посадочный прожектор, а это тотчас вызывало шквал вражеского огня. Поэтому летчики еще в темноте подходили и снижались почти до самой воды, и только тогда им давали луч. Часто при бешеном обстреле прожектор приходилось гасить, и летчики уходили на второй круг. Темнота после ослепительного света прожектора становилась еще кромешнее…
Все эти и другие трудности очень хорошо, на мой взгляд, описал Владимир Коваленко. Его книга словно говорит: далеко не все зависит от машины, на которой летаешь, главное - кто управляет машиной, кому доверено выполнение задания. А люди, надо сказать, были замечательные. Тепло, с большой любовью рассказывает автор о своих боевых товарищах, о их бесстрашии и преданности своему делу, любимой Отчизне. Мы видим их словно живых, в тех далеких и грозных сороковых годах: неугомонного Николая Астахова, неловкого, но душевно чистого Евгения Акимова, скромного Михаила Уткина, мужественного Александра Толмачева, веселого Захара Сорокина и многих-многих других.
Оборона Севастополя вошла яркой страницей в историю Великой Отечественной войны. Двести пятьдесят дней и ночей враг яростно атаковал неприступную черноморскую твердыню, потеряв на подступах к ней 300 тысяч солдат и офицеров, сотни самолетов и танков, не считая орудий и прочей военной техники. Это ли не свидетельство небывалого героизма и стойкости защитников Севастополя, удерживавших более восьми месяцев маленький пятачок земли.
Значительная часть воспоминаний посвящена воздушным разведчикам - глазам флота и авиации. Казалось бы, ничего особенного в их работе нет: пролетел по маршруту, увидел, сфотографировал, доложил. Вот и все. Что тут интересного? Но автору удалось и тут найти точные яркие краски, чтобы показать, насколько важна воздушная разведка для успешной работы флота и боевой авиации и [5] с какой опасностью это связано. Ведь, по-сути, самолет-разведчик предоставлен самому себе. Для него даже один истребитель противника смертельно опасен. Значит, и тут главное - люди. Такие, как Александр Рожков и Владимир Василевский, Иван Ковалъчук и Василий Мордин. Менее чем за два года 30-й разведывательный авиаполк Черноморского флота воспитал девять Героев Советскою Союза. Этим сказано все.
Воспоминания Владимира Коваленко - это
Многих из тех, о ком рассказано здесь, уже нет среди нас. Одни отдали жизнь в борьбе с жестоким врагом и навечно остались в нашей памяти молодыми, других унесло неумолимое время. Думается, что эта книга - хорошая память об их жизни и борьбе. А для молодежи - это урок мужества, урок верного служения Родине.
В. И. Раков , дважды Герой Советскою Союза,
профессор, доктор военно-морских наук [6]
Летчикам- черноморцам, живым и павшим в боях за Отчизну, посвящается.
Летим в Севастополь
Лейтенант Астахов вихрем ворвался в «кубрик», порывисто сорвал с головы шлем и так хватил им по нарам, что сделанная из артиллерийской гильзы бензиновая «коптилка», стоявшая на хилом столике, испуганно замигала и погасла. Но это ничуть не смутило лейтенанта.
– Орелики!
– зазвенел его возбужденный голос.
– Знали бы вы, что я скажу!
Кто- то вновь зажег «коптилку». Неясные тени заколыхались на стенах. Мы молча и выжидательно глядели на Колю Астахова. Честно говоря, все уже привыкли к его неугомонному характеру, резковатым шуткам и бесконечным «номерам». Вот и сейчас ожидали какой-нибудь очередной шальной выходки.
Но Коля вдруг выпалил совершенно для нас неожиданное:
– Мы летим в Севастополь!
Несколько секунд все безмолствовали. Первым опомнился Митрич - летчик Дмитрий Кудрин, спокойный, неторопливый человек, напоминавший мне порой этакого хозяйственного мужика-крестьянина.
– Поклянись!
– коротко бросил он.
– Да, вы что, хлопцы!
– возмутился Астахов.
– Я ж сам телефонограмму у оперативного видел. Вылет завтра!
– Ну и ну!
– протянул Женя Акимов.
Этого сообщения мы ждали давно. Последние дни все летчики нашей отдельной авиаэскадрильи военно-воздушных сил Черноморского флота пребывали в состоянии тревоги: немцы шли на Москву, огромные железные клещи охватывали нашу столицу с севера и юга, стремились зажать ее в смертельное кольцо. Каждый день приносил новые известия о невиданном героизме советских воинов. Мы верила, что Москву не сдадут, и все же острая, неутихающая тревога не покидала ни на секунду. Даже никогда [7] не унывающий Коля Астахов как-то сник и помрачнел: в столице жила вся его родня - отец, старый рабочий-большевик, мать, две сестры, многочисленные дяди и тети, а письма приходили не часто, вот и волновался вдвойне - я за родной город, и за близких. В последнем письме отец сообщал; «Мы отсюда никуда не уедем, так и знай, сынок. А немцу, гаду, Москвы не видать, как своих ушей!»
Здесь, на юге, тоже происходили важные события: в ночь с 28 на 29 декабря 1941 года наши войска в содействии с кораблями Черноморского флота и Азовской военной флотилии осуществили блестящую операцию: высадили десант, захватили города Керчь и Феодосию, вышли на узкий Ак-Монайский перешеек. Противник, боясь окружения, поспешно бежал. Весь Керченский полуостров был очищен от врага.
Керченско-Феодосийская операция была проведена в дни, когда немецко-фашистские войска бешено лезли на Севастополь. Уже два месяца насмерть стояли севастопольцы. Небольшой этот пятачок насквозь простреливался артиллерийским и даже минометным огнем, сверху непрерывно сыпались авиабомбы, казалось, живого места не оставалось на севастопольской земле, но город жил, мужественно сражался.
Часть нашей эскадрильи улетела в Севастополь еще недели три назад, а нас, нескольких летчиков и штурмовиков, задержали. За окошком «кубрика» (так на морской манер называли мы нашу приземистую хатку-мазанку) виднелась небольшая морская бухточка - наш аэродром, а на берегу, вокруг бетонированной площадки, прилепились самолеты - белоснежные МБР-2. МБР означает - морской ближний разведчик. У наших соседей-истребителей МБР-2 вызывал снисходительную улыбку: «Каракатица!» Самолет и вправду не поражал воображения: фанерная лодка, оклеенная тонкой тканью и покрытая серебристым лаком; мотор, словно большой жук на тонких ножках, установлен над фюзеляжем сверху, чтобы не заливало водой при взлете и на посадке; винт - толкающий, скорость не превышала двухсот километров в час. В общем, это был настоящий небесный тихоход, к тому же и вооруженный всего двумя пулеметами ШКАС калибра 7,62 миллиметра, из которых один был установлен впереди, в кабине штурмана, а второй - в хвостовой части, у стрелка-радиста.