Крылья Урагана
Шрифт:
Хэл ничего не ответил.
– К счастью, я знаю, что кое-чему вас все же должны были научить. По крайней мере, в первые дни вашего пребывания в драконьей школе – на редкость идиотское название! Школой командовал мой старый друг, с которым мы вместе служили в тяжелой кавалерии, сэр Перс Спенс.
– Э-э... Так точно, сэр, научили.
– Какая жалость, что он перешел дорогу какому-то из сторонников этих новомодных веяний. Сейчас он здесь и отвечает за подготовку новобранцев, прежде чем их распределят по частям. Он говорит, что дисциплина у них ну просто из рук вон. Поэтому сэр Перс вместе с такими же, как он, товарищами старой закалки прикладывают
Дьюлиш улыбнулся Хэлу, и Кэйлис сообразил, что от него ждут какой-то реакции. Он улыбнулся – довольно криво – в ответ.
– А теперь, сержант, я ознакомлю вас с тем, что считаю настоящей службой. Я намерен выступить перед новоприбывшими мужчинами... и, гм, женщинами перед ужином. Но вы можете донести до них суть и, поскольку сейчас еще утро, помочь им начать привыкать к новой жизни прямо сейчас. Неформально, так сказать. Как я уже говорил, я считаю, что управление – это в первую очередь твердость. Все всадники должны быть постоянно опрятно и аккуратно одетыми, и во время полета тоже. Особенно отвратительными мне представляются эти ваши печально известные тулупы.
Хэл возблагодарил небеса за то, что стояло лето, от души понадеявшись, что до зимы Дьюлиш споткнется о свои шпоры или станет жертвой какого-нибудь дракона.
– Мы все собираемся на пробежку и зарядку еще до рассвета, ибо, я полагаю, что без крепкого тела крепким бойцом не стать. Затем три звена по два дракона каждое вылетают на утреннее патрулирование, выполняя задания армейского штаба, полученные нами в течение ночи. Затем всадники возвращаются на обед и после него – на строевую подготовку, которая будет конной, как только я раздобуду лошадей. Днем эскадрилья будет выполнять поставленные перед нею задачи. Иногда будут и вечерние вылеты. Вопросы есть?
– Сэр, а разве рочийцы не могут заметить, что мы пролетаем над их позициями в строго определенное время, и устраивать свои дела с учетом этого?
Дьюлиш фыркнул.
– Не думаю, чтобы эти варвары были способны на подобный анализ. В любом случае, таковы данные мне приказы, и, следовательно, эскадрилья будет действовать именно так! Я знаю, – сказал он, порывшись в ящике стола и извлекая оттуда довольно объемистый конверт, – что ваш прошлый командир предоставлял вам значительную самостоятельность. Я получил от него небезынтересное письмо относительно ваших крайне нестандартных экспериментов, которые он рекомендует внедрить во вверенной мне части. Во-первых, существующий королевский устав содержит достаточно подробное описание всех тонкостей боевой жизни армии, чтобы позволить нам делать то, что там не написано. Во-вторых, и это самое главное: как. я сам не указываю никакому другому командиру, как управлять его частью, так не потерплю подобного вмешательства от других!
Он демонстративно швырнул письмо Милетуса в красную мусорную корзину.
– Что же касается некоторых прочих рекомендаций, которые он дает мне относительно вас... я полагаю, что сначала солдат должен проявить себя лично, прежде чем можно вести речь о какой-либо награде. Пожалуй, это все, сержант. Дежурный офицер распределит вас по казармам, которые, разумеется, строго разделены по полам, что естественно, и назначит стойла для ваших зверей. Рядовой состав, прибывший
Хэл встал, четко отсалютовал и, печатая шаг, вышел прочь, гадая, что скажет Фаррен Мария, когда узнает о грядущих переменах.
Мария наградил их нового командира четырьмя совершенно непечатными и абсолютно невозможными с анатомической точки зрения эпитетами.
– Самое ужасное, что этот ублюдок не поднимается в воздух, то есть не исключено, что он бессмертен, – горевал он.
– Ну, несчастных случаев еще никто не отменял, – попыталась утешить его Сэслик.
– Осторожнее, – предостерег сэр Лоурен. – Этот Дьюлиш не показался мне человеком, способным оценить подобную шутку.
– А что, разве здесь кто-то пошутил? – осведомилась Сэслик.
– Еще кое-что, – спохватился Хэл. – Дьюлиш не из тех, кто одобряет нежности при луне.
– Ну и что? – пожала плечами Сэслик. – Я и не собиралась нежничать с этим уродом.
– С ним... и с кем угодно другим.
Сэслик употребила всего две фразы, но такие, что глаза Фаррена восхищенно расширились.
– Вот евнух, – добавила она. – Полагаю, пить нам тоже запрещается.
– Я уже спрашивал, – помрачнел Рэй Гэредис – Всадникам разрешается выпивать два стакана алкоголя в день, которые выдают перед обедом за общим столом.
– Я ошиблась, – передумала Сэслик. – Он не евнух. Он тайный агент проклятых рочийцев, намеренный подорвать наш боевой дух.
Ежедневно после инструктажа всадники совершали утренний и дневной вылеты – сначала кружили над Паэстумом, затем летели до рочийских позиций на побережье, на этот раз на юге, и возвращались на базу.
Приказы были неизменно одними и теми же: «Следить за рочийскими укреплениями к востоку от Паэстума и за их тылом, обращая особое внимание на признаки концентрации войск».
Поскольку по времени пролета драконов можно было проверять часы, всадникам редко удавалось увидеть что-либо иное, кроме конных стычек или случайного пехотного патруля, наткнувшегося на противника.
Однажды Хэл заметил передвижение, и довольно активное, в лесу, в глубине материка, и попросил у Дьюлиша разрешения еще раз вылететь в тот район, чтобы застать тех, кто перемещался внизу, врасплох.
В разрешении ему, разумеется, отказали – Дьюлиш изрек, что если это что-то значительное, то дневной патруль доложит об этом.
Ничего подозрительного в том месте не увидели.
– И что теперь, так его и разэтак, с ним делать? – кипятился Хэл.
– И ты все еще продолжаешь говорить мне, что о несчастном случае и речи быть не может? – пожаловалась Сэслик.
– Даже если бы я так и не говорил, что бы ты сделала?
– Наверное, я собственноручно взялась бы за это дело, – ответила Сэслик. – Купила бы яду, когда в следующий раз оказалась в Паэстуме. Видит бог, если Дьюлиша найдут однажды мертвым, недостатка в подозреваемых не будет. Ни один всадник не стал бы возражать, если бы с этого индюка заживо содрали кожу. И это было бы не самое достойное для него наказание.