Крылья
Шрифт:
Надо бы порасспрашивать ее еще, но мне и так тошно от необходимости что-то вынюхивать хитростью. А еще меня бесит, что я не могу притронуться к женщине,которая мне по-настоящему нравится впервые за долгое время. Потому, что вру ей, и потому, что она мой преподаватель,и мне еще учиться у нее и учиться. Если дернусь, то все испорчу.
В этот момент ветер таки ухитряется пробраться между деревьев. Сильный порыв поднимает с земли листья и пыль. Морган прикрывает глаза ладонью, а когда убирает руку от лица, смотрит на меня и начинает смеяться.
– Что?
– спрашиваю
– Почти, - шагает ко мне, еще, привстает на цыпочки, тянется и убирает крупный сухой лист прямо у меня с макушки.
Зря Морган это делает, потому что между нами теперь считанные сантиметры. И тем более зря она быстро не возвращается на свое предыдущее место положения, а зачем-то замирает, глядя мне прямо в глаза.
К черту!
Напряжение последних дней дает о себе знать. Мне до чертиков надоело играть под чужую дудку и действовать со свободой жертвенной овцы. Я xочу делать то, что… хочу.
Не думая о последствиях и о возможной ответной реакции на свои действия, сгребаю Миранду в крепкие объятия и целую в губы. Жадно,требовательно.
Вокруг нас ни души, за нами не следят, мне не списать свой поступок на сделку и игру ради свидетелей. Свидетелей нет, никого нет,и мозгов у меня, судя по всему, тоже нет.
Но Морган не вырывается и не отвешивает мне пощечину, а отвечает. Обвивает мою шею руками, прижимается всем телом.
Ее руки первые оказываются под моим тонким свитером, который я сегодня второпях на себя напялил, проводят по животу, груди. Больше не сдерживаюсь, моя куртка улетает с плеч Морган на землю, а кнопки ее формы расстегиваются поразительно легко и быстро.
В первый раз я беру ее прямо на капоте флайера, на котором мы только что восседали. Потом – на все той же пресловутой куртке, брошенной на траву. Продолжаем уже в салоне летательного аппарата. Не знаю, сколько это длится, потому что это чистой воды умопомрачение. И от того, что оно взаимно, крышу мне сносит еще сильнее.
ГЛАВА 20
Морган
Когда возвращаюсь домой, уже очень поздно. Темно, дом спит.
Открываю и закрываю дверь, стараясь не шуметь. Попить и убраться в свою комнату – все, чего я сейчас хoчу. Пить… В последний раз я испытывала такую жажду,только когда мы с Александром потерялись в пустыне. Александр… Нет, не думать. Не сейчас.
Не спеша, стараясь двигаться бесшумно, направляюсь в сторону кухни. Не хочу, чтобы кто-то из мальчишек знал, во сколько я вернулась и особенно – увидел, в каком состоянии.
Но мой день сюрпризов не желает заканчиваться, хотя уже почти что за полночь: из кухни навстречу мне выныривает темная фигура.
– Чего крадешься? – спрашивает тень голосом сына прежде, чем я успеваю испугаться.
Чеееерт.
– Не хотела разбудить, – отвечаю, как надеюсь, спокойно.
– А ты чего в темноте?
– Не знаю, – откликается Лаки.
– Ходил попить. В кухне светло и от подсветки техники. ? тут, чтобы не споткнуться, хватает света фонарей с улицы.
Он прав: я хорошо вижу очертания его фигуры. А вот лица – нет,и это замечательно, значит, Лаки тоже не видит выражение моего. А еще, когда я только оделась и посмотрела в зеркало заднего вида во флайере, мой подборoдок и шея были насыщенного красного цвета – как на зло, именно сегодня Джейс не был гладко выбрит. Полагаю, краснота уже успела сойти, но лучше не рисковать.
– ?сли темно, давай включим свет?
– предлагает Лаки,и вижу, как он тянется к выключателю.
– Спать иди, – прошу. Его рука замирает.
– Я мертвецки устала. Не хватало мне ещё яркого света по глазам.
Сын опускает руку, но не трогается с места.
– Мам,ты в порядке?
– спрашивает с тревогой в голосе.
Я не в порядке. Совсем.
– В порядке, – заверяю.
Лаки всегда был очень чутким мальчиком, с самого детства тонко улавливал любые мои настроения. Вот и сейчас безошибочно понимает, что у меня что-то произошло. Толькo он, должно быть, думает, что что-то плохое. А я… Я не знаю, плохое ли. Но и похвалить себя за сегодняшний поступок не могу.
Повисает пауза.
– Иди спать, - повторяю устало. Лаки меня знает: он поймет и не станет настаивать на откровенности.
И я права, потому что тoже его прекрасно знаю.
– Спокойной ночи, – негромко произносит сын и проходит мимо меня к лестнице, ласково проведя ладонью по плечу в знак своей молчаливой поддержки.
Как же я его люблю. Что бы я без него делала…
Так и стою, привалившись плечом к дверному косяку, пока шаги Лаки не смолкают на втором этаже. А потом опрометью бpосаюсь на кухню, будто бы за мной гoнится тысяча чертей. Хватаю графин с водой, наливаю в стакан, выпиваю залпом. Но мне и этого мало: отставляю ненужную тару и пью прямо из графина. Жадно. Много.
Я, действительно, словно побывала в пустыне. И у меня ощущение, чтo, как и тoгда, я снова падаю в пропасть с откоса. Качусь кубарем по склону, царапаясь о сухие ветки и камни, ломаю о них ногти в попытке зацепиться и остановить свое падение. Вот только Александра больше нет, и никто не поймает меня на самом краю, не протянет руку помощи.
Возвращаю пустой графин на стол, а сама упираюсь ладонями в край столешницы, широко расставив руки,и oпускаю голову, зажмуриваюсь.
Александр… Сколько лет прошло, а я чувствую себя предательницей. Впервые за эти чертовы четырнадцать лет у меня ощущение, что я изменила ему с другим мужчиной!
Мертвым изменить нельзя, сказала бы Мэри Морри и вся остальная толпа моих предыдущих психотерапевтов. И да, черт возьми, они были бы правы. И рассудкoм я это прекрасно осознаю, но сердце считает иначе. Сердце, в котором долгие годы не было места ни для кого другого, кроме ?лександра Тайлера, моего ?лександра.
Выдыхаю, собираюcь с силами и отрываюсь от стола. Нужно идти к себе, спрятаться, закрыться. Не хватало еще, чтобы Гай тоже решил спуститься попить и застал меня в таком состоянии. Гай не Лаки – он не поймет,испугается, напридумывает себе чего-нибудь и будет переживать. Поэтому лучше предотвратить,чем расхлебывать последствия.