Крымский цикл (сборник)
Шрифт:
…Поспишь тут, как же! С утра пораньше меня будит громкий стук. Продрав глаза, вслушиваюсь: не просто стук, молотят чем-то тяжелым, ломом, не иначе, аккурат по земле-матушке… Смотрю на циферблат — еле-еле восемь. Да что они там, спятили?
Лука все еще дрыхнет, улыбаясь и похрюкивая, Борис же проснулся и тоже недоуменно прислушивается. Вскоре следует первая версия — наш химик предполагает, что это вернулся Слон и в гневе топает своими тумбообразными ножищами, готовясь отбивать у нас Веранду.
Хорошо, если бы это был Слон! Но едва ли, по последним сводкам нашего «беобахтера», он колесит по Восточному Крыму с приятелями — и с несколькими канистрами спирту для поддержания компании. Тут
Вставать — так вставать. Выглянув во двор, наконец обнаруживаем причину колебания земли. И действительно, картина былинная!..
…Рядом с соседним домом в окружении полдюжины своих «волчат» возвышается могучая фигура Волка Акеллы. Старик полон чувств — размахивает толстыми мускулистыми ручищами, порыкивает на стаю, время от времени раздавая подзатыльники особо нерасторопным. «Волчата» между тем возятся вокруг здоровенного металлического бака. Бак, между нами говоря, отменный. Гнус выцыганил его у моряков и чрезвычайно им гордится — в безводном Хергороде это цeлое богатство. И вот этот самый бак «волчата» пытаются извлечь из земли, при этом двое действительно орудуют ломами. Да-а-а…
На крыльцо вылезает заспанный Лука. Вдоволь полюбовавшись редким зрелищем, он, не в силах оставаться в стороне, подкатывается к Акелле. Тот тут же начинает громко рычать, причем его жестикуляция приобретает мельничный темп. До нас доносится нечто более-менее связное, что можно сложить во фразу:
«Здесь все мое!.. Весь Херсонес мой!»
Сопротивление бездушной материи преодолено, и бак, конвоируемый «волчатами», резво катится в сторону лагеря Акеллы. Возвращается Лука и, довольно ухмыляясь, сообщает, что это именно он пару дней назад подал Акелле идею реквизировать бак. Взамен Волк выдал ему пару одеял и подушек — для Змей, само собой.
…И тут не без Луки!
А между тем в Хергороде столь откровенно покуситься на имущество Гнуса может только Акелла. И дело не только в том, что не хилому Гнусу тягаться с Волком, который, несмотря на семь десятков лет, способен своими ручищами скрутить пяток таких, как Его Величество. Акеллу поистине не берут годы: по-прежнему могучий, квадратный, дочерна загорелый, полный злой решительности. И дело даже не в волчьей стае, способной загрызть весь Восточный императорский фронт. Гнус справлялся и не с такими, на то у Его Величества разные способы имеются. Просто Акелла — не обычный пенсионер, отставной преподаватель архитектуры, балующийся на склоне лет археологией. Он — живая история Херсонеса, последний из еды Великих, прямой наследник Лепера, Бертье-Де-лагарда и Косцюшки. За ним — десятилетия херсонеских раскопок, он сам уже миф, легенда, бродящая коcoлапой походкой по серым камням. И Гнус робеет, рпит. Акелла уйдет сам, как уходили богатыри из прежний. Уйдет — в херсонесскую вечность… Да смолчит, стерпит Гнус. И бак стерпит, и другое тоже. Каждый должен знать свой шесток…
Все это приятно, беда лишь, что не выспался. Для пущей бодрости Борис тянет меня на пляж. Не ходок я по пляжам с утра, но резон есть — к полудню здесь будет пол-Себасты, не протиснешься к воде.
Ну,пошли!
На камнях уже людно — воскресенье, что поделаешь! Ладно, было бы где сандалии поставить… Та-а-ак, кого это мы видим? Доброе утро, доброе утро… Конечно, солнечные ванны лучше всего принимать до одиннадцати, здоровье — прежде всего…
…Да, Борис, это и есть ее супруг. О. решила не терять времени и с утра пораньше выгуливает законного мужа. Ну что, пошли знакомиться?
Знакомимся. Все понятно, закончил истфак в прошлом году, собирается в аспирантуру. Помню, помню…
Будущий аспирант пользуется здесь популярностью. Кроме супруги, его окружает полдюжины наших девиц, что явно способствует его красноречию.
…Почему-то
Девицы млеют. О. смотрит в сторону.
У самой кромки скалы, откуда так хорошо прыгать в зеленоватую гладь Эвксинского Понта, со мной здоровается незнакомая девица с чрезвычайно грустной физиономией. Доброе утро… Привет! — это уже Борис. Уже в воде соображаю — с нами поздоровалась все та же Света — в купальнике и без очков. Богатой будет — не узнал…
…А, бог с ней, пусть Лука разбирается — его кадры. Поплыли-ка во-о-от туда… Там еще, хвала Всевышнему, чисто. И народу пока нет.
Рабочая тетрадь. Обратная сторона. С. 15—16. …Уступив «лягушкам» небольшую часть не особо ценного для них побережья, скифы приобрели во много раз большее —неиссякаемый источник необходимых товаров и возможность получать прибыль от широкомасштабной транзитной торговли. Масштабы этой торговли поражают — товары из Средиземноморья распростра-няются не только по всей Скифии, но и далеко за ев пределами, доходя до центра Русской равнины, Заволжья и даже еще более отдаленных районов. Возникает разветвленная сеть торговых коммуникаций, проходящих по многочисленным рекам лесостепи и леса. Не будет особым преувеличением вывод о том, что Великая Скифия становится главным районом распространения товаров из Средиземноморья для всей Восточной Европы и Волж-ско-Уральского региона. Геополитическое положение Скифии становится уникальным по крайней мере в двух отношениях: по масштабности функционирования «моста» из Средиземноморья и сложности ситуации в самой Скифии.
Эта сложность определялась тем обстоятельством, что южная часть торгового «моста», то есть эллинские города на побережье, не только в историко-культурном, но и в геополитическом отношении принадлежали к совсем другому миру. Находясь на территории Скифии, они в то же время чутко реагировали на все изменения не только в бассейне Эгейского моря, но и в других, более отдаленных районах Средиземноморья. Таким образом, если скифская часть Причерноморья являлась периферийной областью средиземноморского мира, то греческие города на побережье были ее непосредственной частью. Встретившиеся «миры» сохранили своеобразие и разность…
Чай после пляжа — это хорошо, правда, Маздон? Конечно, чай — это всегда хорошо. Слушай, а чего это ты вещи собираешь? Понятно, понятно, а я было по-думал…
Собирать вещи — давняя Маздонья традиция. Когда его вопли и призывы в адрес проклятых коммунистов упорно не достигают ушей начальства, он принимается грузить рюкзак, заявляя, что уезжает домой. Вот возьмет вещи и сегодня же уедет! Прямо сегодня! Сейчас!..
В прежние годы процесс пакования обычно совпадал с очередной ссорой с Ведьмой Манон. Любила его дразнить Ведьма! Дразнить — и стравливать со всеми подряд. Бывало, что бедняга Маздон полночи бегал ее искать по всем кустам с фонарем, полночи орал — а потом начинал укладывать вещи. Правда, уехал только один раз, и то лет пятнадцать назад. Теперь же это только своеобразный обычай.
На этот раз причина более мирная — Маздон не уезжает, а переезжает. Наше общество ему не по душе.
…А вот это уже странно. Нервы у Маздона, конечно, уже не те, шумная компания противопоказана. Вот и ходит ночевать на бугор посреди саванны, хоть там и сыро, и холодно. А отдельной комнаты с диваном и кондиционером, которую он громко требует каждый сезон, ему не дают и не дадут…
Но ведь все эти годы мы жили вместе!
А подвернулось ему то самое помещеньице в бараке, где размещается камералка, сиречь камеральная лаборатория. Знаю я эту пещеру — сыро, скучно, из окна вид на мусорник. Ну, нашему фотографу виднее… Ладно, Маздон, ты хоть в гости приходи — вместе с чайником…