Крымское ханство XIII—XV вв.
Шрифт:
Позднейшие, главным образом европейские, историки, повествуя об окончательном восстановлении и утверждении Менглы-Герая в достоинстве Крымского хана, приводят целый договор его с султаном Мухаммедом II Фатихом, определявший впредь взаимные отношения ханства к Оттоманской Порте. Вот эти условия:
1) Султан никогда не должен возводить на ханство никого, кроме царевичей из рода Чингис-ханова.
2) Порта никогда ни под каким предлогом не может подвергать смертной казни никого из фамилии Гераев.
3) Владения хана и другие местопребывания членов дома Гераев должны быть признаваемы неприкосновенными убежищами для всех, кто бы ни находил в них себе приюта.
4) На общественной по пятницам молитве, хутбе, после имени султана должно быть поминаемо имя хана.
5) Ни на какую письменную просьбу хана не должно быть отказа со стороны Порты.
6) Хан во время похода имеет пятибунчужный штандарт.
7) Во всякую кампанию хан должен получать от Порты сто двадцать кисетов золота на содержание своей лейб-гвардии и восемьдесят кисетов на своих мурз и капы-кулу [807] .
807
Peyssonel. Op. cit., II: 228—230; Laogles, Op. cit., Ш: 404—106; С.-Богуш. Ист. о Таврии. П: 256—257; Hammer, Gesch. d. Ch. d. Krim, 35.
Маловероятность существования подобного договора явствует прежде всего из тех обстоятельств, при которых будто бы состоялось его заключение: рассказывают, что Менглы-Герай уже читал последнюю молитву перед казнью, как вдруг пришло помилование от султана, а потом последовало чествование и назначение его ханом в Крым на условиях вышеприведенного договора [808] . Всякий договор предполагает известное равенство заключающих его, а тут мы видим с одной стороны абсолютного деспота, с другой креатуру, жизнь и смерть
808
Дженнаби, Рукоп. Константинопольской библиотеки Ашира-эфенди, № 608, т. II, л. 421 verso; Hammer, Gesch. d. Ch. d. Krim, стр. 34.
809
Nouveau Journal Asiat. T. XIII, p. 352, 2.
В своих замечаниях касательно отношений Крымских ханов к турецким султанам Пейсонель между прочим опровергает существовавшее и распространенное в его время мнение о праве наследования престола Крымскими ханами от султанов османских в случае прекращения мужского поколения в династии Османской. Пейсонель говорит, что он справлялся и у ханских министров, и у татарских историков, и у других сведущих людей, но не нашел ничего подобного вышеприведенному предрассудку, повторенному, кстати сказать, и нашим почтенным историком Соловьевым [810] . В то же время Пейсонель высказывает уверенность, что в случае прекращения султанской династии турки непременно выбрали бы в султаны кого-нибудь из татарских царевичей, и пытается объяснить происхождение странного поверья одним случаем с Хаджи-Селим-Гераем, которого взбунтовавшиеся во время одной кампании янычаре будто бы хотели возвести на трон султанский [811] . Но в первом своем предположении Пейсонель ошибается, потому что не имел надлежащего понятия о том почти презрительном взгляде турок на своих братьев по крови и религии — татар, в котором он мог бы убедиться, заглянув в любое историческое сочинение турецких писателей; а второй факт не находит себе подтверждения ни у одного турецкого историка; Пейсонель же, приводя его, не указывает источника, откуда он его заимствовал. Между прочим он высказывает такое еще мнение: «Я не знаю, впрочем, — говорит он, — существует ли в архивах Оттоманской империи какой-либо особенный договор, забытый или игнорируемый даже татарскими принцами, который бы давал место этой претензии (т.е. претензии татарских царевичей на османский трон); но было бы странно, чтобы министры двора, которые сообщили мне в подробности все те условия, на каких ханы подчинились Порте, не имели никаких сведений о такой существенной статье» [812] . Теперь, когда уже приведено в известность столько важных исторических памятников турецкой и крымской истории, можно утвердительно отвечать на предположение Пейсонеля, что не существовало не только этой любопытной статьи, но и самого договора: ни в сборниках официальных грамот Муншиати СалатинФеридун-бея, ни у новейшего историка Джевдета, рывшегося в архивах и издавшего в свет некоторые любопытные архивные документы, нет и следов такого документа. Положим, что турецкие историки могли бы почему-нибудь скрыть его. Но даже крымские историки, да еще принадлежащее к фамилии Гераев, и те не приводят категорических доказательств его существования. Один Мухаммед-Герай говорит об этом, и то как будто повторяя темный слух, что был заключен письменный трактат между Мухаммедом Фатихом и Менглы-Гераем; но приводимые им условия этого трактата выражены в слишком общих чертах, сходных с теми напутственными речами, с которыми султаны обыкновенно обращались к новонареченным ханам при церемонии облечения их в ханские регалии. «После того как его (Менглы-Герая) облекли в пышные царские одежды, — читаем у Мухаммед-Герая, — они заключили между собою договор. Султан сказал: "Не станем мы, в противность чистому закону, при всяком удобном случае воевать друг с другом и наносить друг другу вред, а будем во всех делах оказывать взаимную помощь и, ведя брань с врагами веры, сквернообычными гяурами, будем мстить им. Впредь пусть род твой присягает мне, и на хутбе сперва пусть поминается мое имя, а потом имя того, кто будет ханом. Эти условия не должны выходить из рамок письменных договоров и должны быть соблюдаемы с обеих сторон". Хан тоже согласился на это и, удостоившись чести поцеловать руку (султана), получил знамя, барабан и литавры, и таким образом Бенглы-Герай-султан был назначен ханом в Область Крымскую. Договоры обеих сторон были написаны, и он (Менглы-Герай) благополучно и с почестями отправился в пределы Крыма» [813] . Вслед затем однако же историк оговаривается, что «упомянутый договор с течением времени забыт народом, но известен у высокопочтенных падишахов» [814] .
810
История России, XXVIII: 121.
811
Op. cit., II: 230—232.
812
Ibidem., 231.
813
Тарихи Мухаммед-Герай, Венский кодекс, л. 103—104.
814
Ibidem.
Из доступных нам турецких источников вышеозначенный договор встречается еще в одном кратком биографическом реестре Крымских ханов, переведенном на французский язык г. Казимирским сообща с г. Жобером под заглавием «Precis de l'histoire des khans dela Crimee etc.» [815] . Рукописный экземпляр этого очерка, без заглавия и без даты, имеется в библиотеке Учеб. Отд. МИД. под № 368 и представляет тонкую тетрадку в 17 листов in-4, исписанную почерком настаълигк по 21 строке на странице. Очерк этот вовсе не есть извлечение из «Семи планет» Мухаммед-Ризы, как то думает г. Жобер [816] , а нехитрая компиляция какого-то позднейшего автора, ибо он заканчивается заметкой о Шагин-Герае, что «он, ставши ханом в 1161—1777 году, по прошествии семи лет сказал: "я отрешаюсь добровольно" — и отправился в Таманскую сторону» [817] . Но в этой турецкой брошюрке текст означенного договора имеет не ту редакцию, в какой он является у европейских писателей: он состоит всего из четырех пунктов, из коих три первые скорее напоминают своим составом условия, приводимые Мухаммед-Гераем, нежели Пейсонелем, а четвертый имеет совершенно особую форму; пункты эти следующие.
815
Journ. As. T. XII: pp. 349—380 & 428—458.
816
Loco cit., p. 349.
817
Рукопись Учеб. Отд., стр. 34.
1) Никто из нас не должен творить убийства, если бы даже, в противность закону, и выступил один против другого.
2) Оказывая во всех делах друг другу помощь, мы будем мстить врагам нашим.
3) Имеющие быть после тебя (т.е. Менглы-Герая) ханы будут присягать мне и тем, кто будет после меня; отрешение и назначение (ханов) пусть принадлежит падишаху османскому.
4) Назначение кадиев для народа, находящегося в Кафе, Манкупе и в их окрестностях, ровно как и взимание десятины тоже принадлежит османцам: Крымские же ханы не должны в это вмешиваться; падишах же османский не касается права хана чеканить свою монету [818] .
818
Рукоп., стр. 2; Journ. As., p. 351—352.
Такое разногласие источников относительно состава и формы договора между султаном Мухаммедом II и ханом Менглы-Гераем еще более утверждает в нас убеждение, что предание об этом договоре принадлежит к области вымыслов, место и время происхождения которых обыкновенно трудно бывает выследить и указать с точностью. Простая инструкция, которая, вернее, была дана султаном Мухаммедом II Менглы-Гераю, как его подручному, и постоянно повторялась в стереотипной форме впоследствии всякий раз при назначении и отправлении в Крым каждого нового хана, превращена, должно быть, национальной гордостью потомков Менглы-Герая, в какой-то небывалый договор, имеющий вид международного трактата. Но добросовестные бытописатели даже татарского происхождения, как Мухаммед-Герай, и те, мы видели, принуждены сознаться в несуществовании подобного договора, хотя это сознание облекается у них в такую несколько деликатную форму — что, мол, этот договор со временем пришел в забвение у народа, хотя и известен самим падишахам.
Но в том-то и дело, что договор этот, кажется, не был известен и падишахам, или он также постепенно забыт и ими. Первый пункт договора скорее похож на любезное увещание или совет одного государя другому, находящемуся с ним в дружественных отношениях: в нем не содержится никакого категорически выраженного обязательства со стороны хана к султану [819] . Что же касается до порядка поминания имен султана и хана на хутбе, то вышеприведенному условию противоречит сообщаемый крымскими историками факт, что первенство имена султана на хутбе добровольно установлено только Ислам-Гераем II (1584—1588) вследствие его раболепства и легкомысленной трусости. Затем в некоторых дошедших до нас султанских бератах (грамотах), которыми вновь санкционировалось назначение в ханы или только подтверждалось признание известного лица в его ханском достоинстве новым турецким султаном, не встречается ни одной ссылки на какой-либо прежний договор или какой-нибудь иной акт официального значения, как на основание прав султана в деле назначения или отрешения Крымских ханов: такими основаниями выставляются или личное расположение и доверие султана к верности и преданности хана интересам Высокой Порты или же благоволение и признательность первого за доказанную ревность и услуги последнего, как это, например, видим в берате на имя хана Джаныбек-Герая II, данном в конце рамазана 1037 года = в мае 1628 г. [820] , или в султанском приказе крымским вельможам, изданном по случаю утверждения того же Джаныбек-Герая в ханском достоинстве [821] , и в другом подобном же высочайшем повелении [822] .
819
Гюльбуни ханан, стр. 27; Ассебъу-с-сейяр, стр. 407.
820
Муншиати Салатин. т. II стр. 131—132.
821
Ibidem, стр. 142—144.
822
Ibid., стр. 145. В этом последнем акте стоит ошибочная дата 105 =1641 год: в это время ханом был Мухаммед-Герай IV, третий уже после Джаныбек-Герая. Причиной такого анахронизма могла быть просто неясность начертания в самом архивном оригинале, бывшем в руках Феридун-бея, как это видно из того, что в некоторых местах составитель сборника, не разобрав собственного имени, поставил на месте его местоимение «такой-то» — например на стр. 134, 11 стр. сверху, или на стр. 147, 1 строка снизу.
Довольно убедительным доказательством несуществования этого договора могут служить еще неоднократные противные духу и смыслу статей договора поступки турецких султанов относительно Крымских ханов, до предания смерти одного из них, именно Инайет-Герая I, казненного по повелению султана Мюрада IV [823] , включительно, никогда однако же не опротестованные никем, даже историками, которым тут представлялся самый удобный случай напомнить об акте государственной важности, если бы таковой существовал когда-нибудь в действительности.
823
Гюльбуни ханан, стр. 50.
Немаловажным аргументом против существования какого-либо договорного акта между турецким султаном и Крымским ханом, по нашему мнению, является также умолчание об этом акте в сочинениях османских писателей, специально трактовавших о взаимных отношениях между обоими властителями. Особенного внимания заслуживают два таких сочинения.
Одно из них неизвестного автора, по всем признакам — какого-нибудь визиря, представленное в 1050 = 1640 году султану Ибрагиму I (1640— 1648) [824] . В статье десятой этого сочинения между прочим речь идет и о татар-ханах, т.е. о ханах Крымских. Автор начинает издалека: говорит о происхождении татар, о Тимуре, которого он как будто бы считает ближайшим предком Крымских ханов; потом делает характеристику самых ханов и в заключение дает султану наставление о том, как ему следует держать себя с татарскими ханами и царевичами на аудиенциях. Вот что говорится в этой статье. «Всевышний Господь да сохранит благородную особу всещедрого и благополучного моего падишаха от заблуждений и да соделает его твердым на султанском троне! Державный государь мой! Тот, кого именуют Тимуром, татарин. За пределами Персии есть татарское племя, называемое узбеками, из них-то и происходит тот злосчастный хромец, которого зовут Тимуром. Он из потомков Чингиз-хана. Татарские ханы, которые ныне принадлежат к слугам моего государя, тоже из потомков Чингиз-хана. Есть царство, которое зовется Хатай и Хутан. Если теперь бы понадобилось отсюда поехать туда, то только через два года доедешь. Тимур был гяурский падишах [825] . Одолев падишахов исламских, он отнял у них (их владения). Впоследствии дети его стали мусульманами. Эти ханы [826] из того рода. А в татарском народе правды нет; значит, это не такой народ, чтобы из него много вышло доброго. Когда хан умирает, и его место остается вакантным, то ханычи отправляются к вашему Счастливому Порогу, и кто из них первый на благословенном байраме бьет челом перед вашим августейшим стременем, тот и должен быть ханом [827] . Когда понадобится давать открывшуюся вакансию (хана), то извольте говорить так: "Ты воспитан моими щедротами; я тебе даю ханство и посмотрю, каков-то ты. Ты должен душою и телом стараться под моим августейшим покровительством. Я ожидаю услуг от тебя". Затем, повелев надеть ему соболью шубу и подпоясать разукрашенную саблю, пожалуйте ему украшенный (драгоценными каменьями) сюргуч [828] и присовокупите такое предостережение: "Поступай согласно моему удовольствию и берегись моего проклятия [829] . У меня много благосклонности к тебе, так ты будь правдив". — Державный государь мой! Без крайней необходимости не следует сменять их [830] : Пребывалище их есть Крым, пустынная область, соседняя с неверными урусами, московами и ляхами» [831] .
824
Оно не имеет постоянного заглавия: например, кодекс, с которого сделан немецкий перевод г. Бернауером, носит заглавие «Книга советов» (ZDMD, XVIII: 699—740). В рукописи Учебного Отд. М-ва Ин. Д. (№ 361), на заглавном листе находятся две заметки, равносильные титулу книги: одна состоит из слов «Совет царям»; а в другой говорится: «Когда покойный всепрощенный султан Ибрагим благополучно восшел на престол, то даровал этот устав». Вероятно, на основании уже этой заметки на чистой странице начального листа написано карандашом заглавие: «Устав султана Ибрагима». Сочинение это содержит в себе изображение разных внутренних неустройств в государстве и бедствий, претерпевавшихся народонаселением Оттоманской империи от разных непорядков и злоупотреблений чиновников, а также наставления о том, как устранить эти бедствия.
825
У Бернауера в этом месте переведено так: «Es hatte einen unglaubigeo Konig», что, должно быть, произошло от варианта в самом турецком оригинале.
826
Т.е. ханы Крымские.
827
Это место надо понимать в том смысле, чтобы преклонение пред султаном во время праздничного выхода представляло ханычам случай конкурировать друг с другом в раболепстве с целью выигрыша шансов на получение ханского звания. Вернее видеть здесь простое указание на придворный этикет, в силу которого кандидату на ханство во время праздничных церемоний отводилось первое место в ряду прочих татарских царевичей. Иначе всякий раз для назначения хана приходилось бы ожидать байрама, сопровождавшегося торжественным выходом султана. Между тем участие татарских царевичей в праздничных церемониях при султанском дворе не считается в церемониальных уставах безусловно обязательным: если кто-нибудь из них случайно находился при дворе во время праздника, то и его вносили в расписание церемониала (Тарихи Аета, Констант изд. 1875—1876 г., I: 223). Существование подобного местничества на байрамных выходах однажды дало повод к крупному скандалу, поднятому одним из татарских царевичей, который считал для себя обидным стать ниже другого своего родственника в церемониальной очереди (Семь планет, стр. 134, Кр. Ист., л. 52 г.).
828
Так называется головное украшение, похожее на султаны военных киверов и касок.
829
Бернауер же переводит: «Hute dich Mir Boses zu wunschen»!
830
Т.е. ханов.
831
Рукоп. Учеб. Отд. МИД. № 361, л. 30—31 г.; ZDMG., XVIII: 723—724.