Крысятник
Шрифт:
Не дождавшись от собеседника опровержений, Гордеев предложил:
— Давайте-ка не будем фантазировать, Михаил Олегович. Лучше вернемся к реалиям. Какого рода поручения вы выполняете на фирме Ларина?
— Всякого рода, — отрезал Чертанов.
— А поточнее?
— А поточнее пусть Ларин вспоминает. Он начальник.
— Но подозреваемый-то вы, а не он, — проворковал Гордеев. Эта мысль нравилась ему до такой степени, что он не сумел сдержать мечтательную улыбку.
— В чем же я подозреваюсь, интересно знать? — Чертанов подался всем корпусом вперед. Прямо перед ним
— Всего и не перечислишь! — заверил его Гордеев, и не пытаясь скрывать злорадства.
«Да он мне просто завидует, как мужик мужику, вот и пытается сжить со свету, — сообразил Чертанов. — Ни хрена у него на меня нет, кроме желания продемонстрировать свою власть. Обычный мелкий пакостник. Так что пепельница пусть лучше стоит, как стояла».
Вслух же он произнес:
— Вот когда в УК появится статья за «всего не перечислишь», тогда вы меня и вызовете, Кирилл… как там вас? Неважно. Статьи нет? Нет. Санкция на задержание имеется? Не имеется. Будьте здоровы. — Чертанов встал и помахал рукой.
— Вас никто пока не отпускал! — взвился Гордеев.
— Но никто пока и не задерживал. Чао!
Громко хлопнула дверь, осыпав паркет известковой пылью. Но и за этот вызывающий жест Гордеев не мог привлечь наглеца к ответственности. И это его удручало. Когда он набрал телефонный номер Елизарова и принялся пересказывать ему состоявшуюся беседу, голос его подрагивал от возмущения.
Чертанов почему-то любил Раушскую набережную и частенько приезжал сюда просто так, чтобы постоять у парапета и понаблюдать за неторопливым течением реки.
Здесь, на одной из узеньких улочек, располагался небольшой ресторан. Приятное место. Чертанов любил бывать здесь.
В этот раз он пришел сюда с Ангелиной. Что особенно отрадно, по вечерам здесь звучала живая музыка. Кроме виолончели и скрипки, был саксофон, на котором играл совсем молодой парень, но именно из-за него сюда приходила подавляющая часть публики. Музыкальный инструмент в его руках был так послушен, что порой казалось, будто музыкант его и создал.
Столик в самом дальнем конце зала был свободен, и Чертанов, взяв Ангелину за руку, повел ее туда. Кресла кожаные, очень удобные. Девушка аккуратно села, выпрямив спину, Чертанов, напротив, разместился вальяжно, с удовольствием утонув в комфорте. Его взгляд скользнул по грудастой блондинке, извивавшейся возле шеста.
Через секунду к ним подошел официант, высокий, заметно сутулый. Трудно было понять, что это — обыкновенная вежливость или, может быть, искривление позвоночника. Несмотря на отсутствие прямого пробора в волосах, он здорово смахивал на трактирного приказчика, какими любят их изображать в кино.
— Что будете заказывать? — Спина официанта изогнулась еще сильнее, напоминая вопросительный знак.
— Слово за тобой, — посмотрел Чертанов на Ангелину, отметив боковым зрением сидящую за соседним столиком пару — довольно-таки видного мужчину и брюнетку лет тридцати с ярко накрашенными губами.
Лицо мужчины Чертанову показалось знакомым. Причем
Михаил слегка улыбнулся, и мужчина, перехвативший его взгляд, сделал то же самое, едва заметно кивнув головой.
— Нет уж, выбирай на свой вкус, — произнесла Ангелина. — Здесь, кажется, итальянская кухня, а я в ней ровным счетом ничего не понимаю.
— Какое ваше фирменное блюдо? — спросил Чертанов.
— Мясо по-милански, — мгновенно отреагировав, отвечал официант. — Очень рекомендую. Готовится из телячьей вырезки, острая приправа с кусочками красного перца. А к мясу у нас спагетти, пикантные, в нежнейшем соусе.
— Отлично! Мы это заказываем.
— Что будете пить? Вино, водку, коньяк? — кончик карандаша в ожидании застыл на листочке бумаги.
— Вино, — подсказала Ангелина, чуть подавшись вперед. Она полистала карту вин: — Мне бы хотелось попробовать «Ламбрузию».
— О-о! — понимающе протянул официант. — У вас отменный вкус. Это мягкий волшебный аромат, — и карандашик с готовностью чиркнул строчку.
— И еще апельсинового сока.
— А мне водочку, — заказал Чертанов, потерев руки.
Мужчина за соседним столом продолжал с интересом разглядывать Чертанова. И, когда их глаза встретились, он опять слегка улыбнулся, приподняв свой бокал.
Выглядел он довольно элегантно. Добротный темно-серый костюм в едва заметную полоску был сшит точно по фигуре. Яркий галстук с булавкой, на которой сверкал рубин величиной с ноготь, придавали его облику еще больший шик. Он чувствовал себя непринужденно, как щука в тихой заводи. Весь его вид излучал благополучие.
Чертанов нахмурился. Откровенный интерес к своей персоне начинал его раздражать.
И все-таки где он мог видеть этого парня?
Принесли мясные блюда, здесь же на подносе возвышалась бутылка вина. В этом заведении умели работать четко и быстро. Официант показал этикетку и, обернув бутылку салфеткой, ловко вывернул пробку. После чего он уверенно разлил вино в бокалы, профессионально заложив левую руку за спину. Так же споро плеснул водку в стопку Чертанова, не пролив ни капли, после чего исчез, оставив иллюзию того, что блюда, выставленные на столе, возникли в результате стараний скатерти-самобранки.
— За тебя, — поднял Чертанов стопку.
— За нас, — мягко поправила его Ангелина, лаская пальцами тонкую ножку бокала.
Чокнулись. Это получилось нежно, как первый поцелуй. Чертанов выпил водку одним махом, высоко запрокинув подбородок. Ангелина лишь пригубила вино.
Водка, такая мягкая на вкус, оставила во рту неприятный осадок. Такое случалось с Чертановым, когда у него портилось настроение. Вот только в чем причина? Уж не в этом ли субъекте, сидящем напротив и начинавшем любезно скалиться при каждом повороте головы в его сторону? Неожиданно, повинуясь какому-то импульсу, Чертанов поднялся и ласково прикоснулся к плечу Ангелины: