Крысятник
Шрифт:
— А ты не подумал о том, что мы сыграем на руку тем ментам, которые его сюда упекли? Надо бы с этим делом разобраться поаккуратнее, — мягко возразил Смола. — Я немного знаю этого парня…
Скок неожиданно вспылил:
— Я тоже знаю «красноперых», и ты предлагаешь мне одного из них пожалеть? Да была бы моя воля, так я каждого из них под нары бы загнал. — Понимая, что он слегка погорячился, Скок смягчил тон: — Пойми, Смола, не затем мы сюда поставлены, чтобы жопы легавых прикрывать!
С какой стороны ни посмотреть, Скок был прав. Жизнь распорядилась так, что разделила воров и ментов на два непримиримых лагеря, между которыми неустанно происходят
— Хорошо, я отпишу пацанам, — сказал Смола.
Скок, улыбаясь, допил пиво. Его рот напоминал ювелирную лавку, набитую золотом.
— Черкни, у тебя стиль хороший.
Смола достал лист бумаги и написал: «Пацаны, с приветом к вам „индия“. Маляву вашу получили и, покумекав малость, шлем ответ. Мы так думаем, „красноперый“ — птица важная и очень красивая, а потому и место ей нужно определить соответствующее, что подходит к ее чину. Чтобы перышки не истрепались и хохолок не помялся. А для этого лучшего места, чем петушатник, ну никак не найти».
— Оцени, — протянул Смола Скоку ксиву.
Прочитав, вор одобрительно хмыкнул:
— Ловко у тебя получается. Давай я «конем» поработаю.
Скок сложил письмо вчетверо, прошил его пару раз нитками и закрепил на «дорогу» — леску, что уводила на второй этаж.
Неожиданно хлопнула амбразура, в проеме появилось усатое лицо дежурного.
— Тут вам малява пришла, — заговорщицки произнес вертухай, — с воли. Срочная.
Скок даже не отошел от окна. Не тот у него чин, чтобы шарахаться в сторону при малейшем шорохе. И вряд ли кто-нибудь из вертухаев осмелился бы обидеть законника. Если подобное бесчинство произойдет, так тюрьма тут же будет «разморожена». В камерах немало найдется и таких, что в знак протеста вскроют себе вены. Чревато, господа «красноперые». Прежде чем сделать очередной шаг, вы сначала подумайте, а не глупость ли это?
Достойно, безо всякой спешки, Смола поднялся со своего места и взял конверт, прошитый суровыми нитками.
Вертухай, которого все на киче звали не иначе как Выдра за лоснящиеся волосы, плотно сидел на общаковских деньгах. Самое странное было в том, что он находился на хорошем счету у администрации, которая, конечно же, знала про его мелкие шалости с блатными, но воспринимала их с пониманием. Что поделаешь, все-таки у парня на иждивении четверо душ.
Дверца амбразуры тотчас захлопнулась. Совсем не обязательно было обладать даром телепатии, чтобы представить, как блаженно расползлось лицо Выдры, когда он подумал о том, что к основному окладу у него добавилось еще энное количество рубликов.
Смола достал ножницы — недопустимая вещь в любой другой камере, аккуратно разрезал нитки и с шорохом развернул письмо.
— Что там? — нетерпеливо спросил Скок, продолжая крепить маляву к веревке. Нитки были не очень крепкими, уже оборвались дважды, и он, едва не уронив послание, затянул очередной узел.
— Малява-то… от Варяга! — взволнованно произнес Смола, поднимая лицо.
— Ну да! — выдохнул Роспись. — Что он там пишет?
— А вот послушай… «Бродяги из „индии“, Скок и Смола, будьте здоровы, с поклоном к вам Варяг. Есть у меня к вам, бродяги, просьба, только вы и можете мне помочь, — на этом месте Смола сделал паузу и гордо взглянул на окаменевшего Скока. — В одном из аквариумов парится мент с погонялом Бес, возьмите его под свою опеку. Бродяги вы правильные, объяснять много не надо. Полезен
Скок снял с «дороги» заготовленное послание и, не говоря ни слова, разорвал его на мелкие клочки, после чего с раздражением швырнул в парашу.
— Вот оно как дело повернулось, — задумчиво протянул он. — Не ожидал… Бывает же такое! Как ты думаешь, для чего Варягу этот легавый понадобился?
Смола продолжал растерянно держать ксиву, затем сунул ее в карман.
— Понятия не имею. Не очень-то он любит распространяться о своих планах. Всегда втемную играет. Мы-то здесь сидим, о делах на воле только понаслышке знаем, а там что-то непонятное затевается… Но я так мыслю. Бес — мент принципиальный и от своего дела не отступится. Возможно, и в чалку угодил потому, что кому — то очень серьезно помешал. А Варяг хочет использовать его для каких-то своих целей, как цепного пса.
— Возможно… Только не крутим ли мы вагранку? — буркнул Скок.
Смола задумался. Нет более серьезного обвинения, чем нарушение воровских законов. На то они и поставлены в Лефортово, чтобы беречь их колодезную чистоту.
— Не дело, конечно, с ментами в жмурки играть. Мутное это занятие. Только Варяг тоже просто так настаивать не станет. О благом деле печется. Отпишем смотрящему хаты, пускай проникнется, — заключил вор.
— Придется, — неохотно согласился Скок. — Варягу разве откажешь! Я ведь когда-то с ним на малолетке сидел. Он был вором отряда. Во всей колонии не было человека, который бы его не уважал. Редкий случай. Я еще тогда думал, что он далеко пойдет. Но чтобы вот так!.. Никто и предвидеть не мог!
— Правильный Варяг вор, базару нет, — подтвердил Смола. — Он ведь мне рекомендацию на законного дал. — Его голос потеплел. — Я даже не ожидал. Кто я для него был, обыкновенный пацан. А он тогда был почти легенда.
Смола запустил руку в карман, еще раз перечитал маляву и, щелкнув зажигалкой, поднес огонь к уголку листка. Когда бумага превратилась в прах, небрежно сдул его под ноги и взялся писать на новом листке.
— Вот так-то оно лучше будет.
За почту в хате отвечал блатной с погонялом Жучок. По фене это означало, что хозяин погоняла — изворотливый воришка мелкого пошиба, для которого украсть банку с вареньем на оставленной без присмотра даче и то уже большая удача.
В общем-то, он и был таким. Без особых амбиций и дум о воровской карьере, он жил просто, совершенно не заглядывая в завтрашний день. Крал по-мелкому, но регулярно, а если попадался, то изворачивался на допросах, как уж под вилами. И очень часто ему удавалось выскользнуть или отвертеться.
Совсем неожиданно для Жучка смотрящий камеры Мартын доверил ему быть «конем», то есть сделал человеком, отвечающим за почту. По существу, это второй человек в камере, и Жучок относился к своему назначению необыкновенно серьезно.
Жучок занял свое место у окна и теперь ждал ответа из «индии». Он с интересом посматривал на Беса, который держался настороженно, но довольно уверенно. Мент ни с кем не разговаривал, ни к кому не лез с расспросами и тем более не набивался на дружбу. А вокруг него образовалось поле отчужденности, которое было настолько осязаемо, что возникало желание его потрогать.
Жучок со злорадством думал о том, что из «индии» непременно придет решение «парафинить» легавого. В таком исходе никто не сомневался, а потому к менту не обращались вовсе, как будто опасались, что могут «зашквориться» даже словом.