Крыжовенное варенье
Шрифт:
– А пушки? Говорят, там из пушек по людям стреляли!
– Неужели правда? – огорчился Дмитрий. – Я уехал почти сразу, а потом вот, заболел, из дома не выходил, и знаю, наверное, меньше тебя. Принесёшь мне «Ведомости»?
Девочка кивнула.
Сёстры ещё немного посидели, рассказывая домашние новости, а потом оставили Митю отдыхать. Но только он закрыл глаза, дверь, скрипнув, снова приотворилась. Таша, прошмыгнув, положила возле изголовья его кровати две газеты, а вошедшая следом Катерина поставила на стол чашку с чаем. Митя приподнялся было поблагодарить, но девочки, замахав на него руками, скрылись за дверью.
Любопытство пересилило,
Но этому было не суждено свершиться. Болезнь долго не отпускала Митю, он всё кашлял, лихорадка то уходила, то возвращалась. Доктор, навестивший Гончарова вновь уже после Нового Года, настоятельно советовал оставаться если не в постели, то хотя бы у родных по крайней мере до Крещения. Сёстры были очень рады, что Митуш скрашивает их длинные зимние вечера, да и мать тоже – Дмитрий был старшим любимым сыном, и уже совсем взрослым – семнадцать лет. Его звали к общему столу, когда у Гончаровых бывали гости, а прислуга обращалась с Митей, как с главой семьи, сразу после Натальи Ивановны, конечно. Поэтому, когда в крещенский сочельник приехал фельдъегерь и спросил Дмитрия Николаевича, Дарья Лукинична провела того сразу в Митину комнату.
Митя был уже совсем здоров и со дня на день собирался перебираться обратно в свою квартирку в Газетном переулке. Как раз в этот час он складывал вещи в увесистый портманто – приехав к матери с пустыми руками, он, неожиданно для себя самого, за три недели обнаружил множество предметов, с которыми жалко было расставаться. Стук в дверь застал его врасплох. Митя не успел ничего ответить, как дверь отворилась.
– Фельдъегерь Блинков, – отрекомендовался вошедший молодой офицер в припорошённом снегом тёмно-зелёном мундире с красным воротником и серых рейтузах с лампасами.
– Чем могу служить? – Митя выпрямился и склонил голову перед государевым посланником. Внутри него похолодело, а после следующих слов Блинкова, напротив, бросило в жар.
– Есть ордер на Ваш арест.
– Это какая-то ошибка… – пробормотал Митя и, борясь с внезапным головокружением, присел на край кровати.
Блинков поморщился.
– Потрудитесь собраться и не мешайте обыску. Я должен посмотреть ваши бумаги.
– Какие бумаги? Все мои документы – по службе – находятся не здесь, а на другой квартире.
– Мы только что с Газетного переулка. Всё необходимое уже в экипаже. – Фельдъегерь был лаконичен и явно не расположен к диалогу. – Поторопитесь.
Митя поднялся и, не зная, за что браться, сложил то, что приготовил ранее. Помешкав немного, вытащил обратно несколько книг и добавил смену белья. Застегнув багажные ремни, он замер в нерешительности. Фельдъегерь торопливо перебирал содержимое его бюро.
– Мне одеваться? – робко спросил Митя.
– Да, – бросил Блинков, не поднимая головы. – Можете выйти, если необходимо. Жандарм ждёт нас в передней.
Митя взял портманто и пошёл было к выходу, но тут дверь распахнулась, и в комнату ворвалась мать. Увидев офицера, Наталья Ивановна остановилась и, сделав чопорное выражение лица, осведомилась:
– Добрый вечер, ваше благородие, чем могу быть полезна?
Митя ретировался, вскользь пожав материны длинные пальцы. На душе у него было погано. Стараясь не встретить никого из прислуги, Дмитрий прошёл в переднюю. Жандарм действительно стоял там, расслабленно прислонившись к стене. При виде Дмитрия он подобрался и сделал шаг, заслоняя собой дверной проём. Гончаров, не торопясь, надел шубу, поданную молчаливым лакеем. Это был новый человек, и Митя не помнил его имени. «Как хорошо, – подумал он, – что девочки ушли гадать. Не надо будет прощаться». Ему вдруг стало ужасно жалко самого себя, и не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем его позора.
Неожиданно дверь позади жандарма раскрылась, отодвинув того в угол, и в передней стало тесно от вошедших, сразу всех троих, сестёр.
– Митя, Митинька, мы сейчас такое видели! – наперебой заговорили девушки, обступив брата со всех сторон. – Таша села в бане за зеркало, а там свет замелькал, и топот копыт! И мужской голос: «Тпру, куда пошла, красавица!» Не к добру это?
– Ох, не к добру, – вздохнул Митя, кивая на жандарма, который снова шагнул к двери и внимательно следил за суматохой.
Девочки испуганно притихли, торопливо запахивая шубки и пряча растрепавшиеся волосы под капоры. Катерина как старшая заслонила собой сестёр и чуть присела в приветствии, не зная, как приличнее сгладить ситуацию. Таша потянула брата за рукав и зашептала:
– Митинька, что случилось? Кто это? Куда это ты?
Дмитрий ещё подбирал слова для ответа, когда заслышались голоса, шаги, и в передней появился Блинков в сопровождении Натальи Ивановны. Мать, плохо владея лицом, нервно теребила кружева на платочке.
– Я уверена, это всего лишь досадное недоразумение, – громко убеждала фельдъегеря она. – Моя сестра – фрейлина её императорского величества Елизаветы Алексеевны, она всё уладит.
– Императрица ныне Александра Фёдоровна, – почти доброжелательно поправил её Блинков, передавая жандарму папку с бумагами. – Сударь, вы готовы? – обратился он к Мите.
Митя судорожно кивнул, шагнул к матери, обнял и поцеловал её. Наталья Ивановна всхлипнула, чем ещё больше напугала девочек, и, перекрестив сына, опустилась на скамейку. Не давая Дмитрию выйти за дверь, сёстры бросились к нему.