Кто будет президентом, или Достойный преемник
Шрифт:
— Мальчика, — улыбнулась она в ответ. — Вы к Устину?
— Да. А он дома?
Оксана покачала белокурой головой:
— Нет. С утра возится в мастерской.
— Это далеко? — спросил Александр Борисович.
— Вообще-то нет. — Только тут в ней проснулась подозрительность. — А вы, простите, по какому вопросу? — Она прищурила голубые, незамутненные мыслью глаза.
— Да вот, слышал, что Устин делает хорошую мебель. Хотел заказать ему стол.
— Стол? — Она нахмурила бровки. — Так он столы
— Ну, хороший шкаф мне тоже не помешает, — быстро нашелся Александр Борисович. Он кивнул на живот девушки: — Самое лучшее время в жизни женщины. Долго еще носить?
Оксана снова расплылась в улыбке:
— Недели три. А может, и раньше.
— Совсем недолго. С клиникой уже определились? В наше время это очень важно.
— Да, я знаю, — кивнула Оксана. — Но я не здесь хочу рожать. У меня в Днепропетровске мама и сестра, поеду к ним.
— Да, так будет лучше, — согласился Александр Борисович. — Ладно, не буду вам мешать. Так где, говорите, у Устина мастерская?
— А он вам разве не сказал? Да прямо тут, во дворе. Он же бывший гараж под мастерскую переделал. Там теперь и пропадает целыми днями. Пообедать только приходит, а потом уже вечером. Как выйдете из подъезда, сразу налево, пройдете метров двадцать и направо. Увидите гаражи из белого кирпича. У него третий слева. Да там наверняка дверь будет открыта, на улице ведь тепло. Там еще табличка есть, но ее надо подкрасить.
— Хорошо. Спасибо, что подсказали. И удачи вам с ребенком!
Мастерскую Александр Борисович нашел сразу. Все было так, как рассказывала Оксана. Третий гараж слева, открытая железная дверь и маленькая табличка с затертыми буквами. Он заглянул в гараж, ожидая, что там будет мрачно и грязно. Однако внутри было очень даже недурно. Настоящий цех по производству мебели — чистый, светлый. На стенах — длинные ряды стеллажей, уставленные инструментами. У дальней стены — штабеля пиломатериалов и кое-какие заготовки. За токарным станком, стоя спиной ко входу, работал высокий мужчина.
— Эй, командир! — окликнул его Александр Борисович.
Мужчина обернулся, увидел Турецкого и выключил станок.
— Добрый день, — поприветствовал его Турецкий. — Кухни здесь делают?
Мужчина неторопливо снял токарные очки и посмотрел на Турецкого.
— Ну, делают, — сказал он. — А вам зачем?
— Я хочу заказать вам мебель, — сказал Турецкий.
— Да ну? — Мужчина взял со стола тряпку и тщательно вытер руки. Затем небрежно швырнул ее в коробку для мусора и так же небрежно поинтересовался: — А вы как обо мне узнали-то?
— А это имеет значение?
Он усмехнулся:
— Нет, просто интересно.
Турецкий прикинул — стоит ли дальше играть в эту игру или лучше открыть карты? Второе показалось предпочтительней.
— Вас зовут Устин, не так ли? — сказал он тогда.
Мужчина прищурился и окинул фигуру Александра Борисовича недоверчивым и любопытным взглядом.
— Я-то Устин, а вот вы что за ком с горы? — пробасил он.
— Я старый знакомый вашего друга Максима Воронова. Помните такого?
— Воронова? Не знаю такого.
Вероятно, изготовителем мебели Устин был неплохим, но актером — отвратительным. Турецкому сразу стало ясно, что Воронова он знает.
— Я хочу поговорить с вами, — сказал Александр Борисович. — Вы не против?
— Смотря о чем будем беседовать. Может, расскажете мне о вашем приятеле… как, вы сказали, его зовут?
— Максим Воронов. Не зовут, а звали. Он умер. Вернее — его убили.
— У… убили? — Устин раскрыл рот. Затем судорожно сглотнул слюну и сказал: — Вы что-то путаете. Он умер. Сам. Ну то есть не сам, а от сердца. У него был приступ, даже в газете об этом писали. В разделе «Происшествия». Я сам читал!
— Вы всегда верите тому, что пишут в газетах?
— Я?… — Устин снова сглотнул слюну. — Нет. Но… — Внезапно он подозрительно прищурился. — Вы что, какой-нибудь следователь?
— С чего вы взяли?
— Вы меня подловили. Раскрутили меня на признание.
— Вы сами себя раскрутили, — сказал Турецкий. — Но бояться вам нечего. Я не следователь, я лицо частное. Все, что вы мне расскажете, останется между нами.
— Вот как, — неопределенно проговорил Устин. — Ну, если ты лицо частное, тогда какого черта я вообще буду тебе что-то рассказывать?
— Ответ прост. До того, как я стал частным лицом, я был старшим следователем Генеральной прокуратуры. С работы я ушел, но связи, понятное дело, сохранил. Вы все поняли или мне продолжить?
Устин посмотрел на Турецкого исподлобья — посмотрел мрачно и недружелюбно.
— Выходит, вы мне угрожаете, правильно я понял? — пробасил он.
— А разве можно понять иначе? — холодно осведомился Александр Борисович.
Несколько секунд Устин молча смотрел на Турецкого, затем хмыкнул и двинулся к выходу. Он прошел мимо Александра Борисовича и на ходу небрежно проронил:
— Пошли на лавочку. Покурим. Здесь нельзя.
Турецкий двинулся вслед за ним. Лавочка, о которой говорил Устин, располагалась метрах в двадцати от мастерской. Устин уселся на крашеные доски и достал из кармана комбинезона пачку сигарет. Протянул ее Турецкому:
— Куришь?
— Да, спасибо.
Турецкий вынул сигарету и вставил в рот. Дал Устину прикурить от своей зажигалки, затем прикурил сам. Затянувшись, Устин поднял голову и, щурясь, посмотрел на солнце.
— Славная сегодня погода, — сказал он.