Кто нашел, берет себе
Шрифт:
— Я тоже кое-что знаю. Тебя зовут Питер Зауберс. Ты учишься не в Городском колледже, а в школе Нортфилд, и в свободное время подрабатываешь в библиотеке.
Глаза мальчишки широко распахнулись. Рот приоткрылся. Он покачнулся, и на мгновение Дрю подумал, что его гость сейчас лишится чувств.
— Как?..
— Книга, которую ты принес. «Послания с Олимпа». Я узнал защитную наклейку справочного зала. После этого никаких проблем не возникло. Я даже знаю, где ты живешь: на Сикомор-стрит. — Все сходилось идеально, даже напоминало Божий промысел. Моррис Беллами жил на Сикомор-стрит. В том самом доме. Дрю никогда там не бывал — подозревал, что Моррис не хотел знакомить его со
Он наклонился вперед, насколько позволял толстый живот, и всмотрелся в наполненные ужасом глаза мальчишки.
— Это еще не все. Твой отец получил серьезные увечья в бойне у Городского центра в две тысячи девятом году. Он оказался там, потому что в восьмом его уволили с работы. Пару лет назад в одном из воскресных номеров местной газеты была статья о некоторых выживших. Я нашел ее и с интересом прочитал. Твоя семья переехала в Норт-Сайд после случившегося у Городского центра, ваши условия жизни существенно ухудшились, но вы, Зауберсы, устояли на ногах. Твоя мать по-прежнему работала, а у многих все обстояло гораздо хуже. Американская история успеха. Упал? Поднимайся, отряхнись и вновь включайся в гонку. Вот только в статье не объяснялось, как вам это удалось. Правда?
Мальчишка облизнул губы, попытался что-то сказать, не смог, откашлялся, предпринял вторую попытку.
— Я ухожу. Зря я сюда пришел.
И он отвернулся от стола.
— Питер, если ты выйдешь через эту дверь, я практически гарантирую, что к вечеру ты будешь в тюрьме. Такой позор, а ведь впереди целая жизнь.
Зауберс повернулся к нему, его рот приоткрылся, губы дрожали.
— Я ознакомился и с расследованием убийства Ротстайна. Полиция уверена, воры взяли записные книжки только потому, что они хранились в сейфе вместе с деньгами. Согласно основной версии, они ворвались в дом ради того, ради чего обычно это делают. Ради наличных. Многие люди в городе, где он жил, знали, что старик держит наличные в доме, возможно, много наличных. Эти истории долгие годы циркулировали по Толбот-Корнерс. Наконец какой-то негодяй решил выяснить, есть ли в них правда. И убедился, что есть, верно?
Зауберс вернулся к столу. Медленно. Шаг за шагом.
— Ты нашел украденные записные книжки, но ты также нашел и украденные деньги, вот что я думаю. Именно эти деньги помогли вашей семье удержаться на плаву, пока твой отец снова не встал на ноги. В прямом смысле этого слова, потому что, согласно статье, ему досталось по полной программе. Твои родители это знают, Питер? Они в курсе? Это мама и папа прислали тебя сюда, чтобы продать записные книжки?
По большей части он высказывал догадки — если Моррис что-то и говорил об украденных деньгах в тот день у «Счастливой чашки», Дрю этого не помнил, — но видел, что каждая попадает в цель, как сильные удары по лицу и в корпус. Дрю ощущал радость детектива, взявшего правильный след.
— Я не знаю, о чем вы говорите. — Голос мальчишки больше напоминал запись на автоответчике, а не живого человека.
— И утверждение, что записных книжек только шесть, не выдерживает критики. Ротстайн отгородился от мира в тысяча девятьсот шестидесятом году, после публикации рассказа в «Нью-йоркере». Убили его в семьдесят восьмом. Трудно поверить, что за восемнадцать лет он исписал только четыреста восемьдесят страниц. Готов спорить, что больше. Гораздо больше.
— Вы ничего не докажете. — Все тот же монотонный, механический голос. Зауберса пошатывало. Еще два или три удара — и он рухнет. Восхитительное зрелище.
— И что обнаружит полиция, когда придет в ваш дом с обыском, мой юный друг?
Вместо того чтобы упасть, Зауберс собрался с силами. Если бы это не раздражало, то было бы достойно восхищения.
— А как насчет вас, мистер Холлидей? Вы уже попадали в неприятную ситуацию, попытавшись продать чужое.
Да, это был удар… но скользящий. Дрю добродушно кивнул:
— Поэтому ты и пришел ко мне, верно? Узнал про книгу Эйджи и подумал, что я помогу тебе провернуть что-то незаконное. Только мои руки были чисты тогда, и они чисты теперь. — Дрю демонстративно вскинул руки. — Я скажу, что сначала выяснял, что именно ты собираешься мне продать, а как только понял, что дело нечисто, выполнил свой гражданский долг и позвонил в полицию.
— Но ведь это неправда! И вы это знаете!
Добро пожаловать в реальный мир, Питер, подумал Дрю. И промолчал, позволяя мальчишке самому оценить положение.
— Я мог бы сжечь их, — произнес Зауберс, словно обращаясь к самому себе, обдумывая этот вариант. — Мог бы пойти д… туда, где они лежат, и просто их сжечь.
— Сколько их? Восемьдесят? Сто двадцать? Сто сорок? Останется зола. Пепел. А если и не останется, у меня есть фотокопии двух страниц. Копы начнут задавать вопросы, как твоей семье удалось достаточно безболезненно пережить рецессию, учитывая увечья твоего отца и все эти медицинские счета. Я думаю, компетентный бухгалтер сможет выяснить, что расходы твоей семьи превосходили доходы на приличную сумму.
Дрю понятия не имел, есть ли в его словах хоть толика правды, но мальчишка тоже этого не знал. Чувствовалось, что он в панике, и Дрю полагал, что это хорошо. Паника лишала рассудка.
— Доказательств нет. — Зауберс мог только шептать. — Деньги потрачены.
— Я уверен, что потрачены, иначе ты бы сюда не пришел. Но деньги всегда оставляют след. И кто может пойти по нему, кроме полиции? Правильно, налоговое управление! Как знать, Питер, может, твои отец и мать тоже сядут в тюрьму за уклонение от налогов. Так что твоя сестра… Тина, если не ошибаюсь… останется одна, хотя, возможно, найдется добрая тетушка, у которой она сможет пожить до освобождения ваших родителей.
— Чего вы хотите?
— Не тупи. Мне нужны записные книжки. Все.
— Если я их вам отдам, что получу взамен?
— Уверенность, что ты свободен и никто ни в чем тебя не обвинит. А это, учитывая ситуацию, в которой ты оказался, бесценно.
— Вы серьезно?
— Сынок…
— Не смейте меня так называть! — Мальчишка сжал кулаки.
— Питер, хорошенько подумай. Если откажешься отдать записные книжки, я сдам тебя полиции. Но как только ты мне их передашь, я уже ни в чем не смогу тебя обвинить, потому что взял краденое. Ты будешь в полной безопасности.
Говоря, Дрю держал указательный палец правой руки на тревожной кнопке под столом. Ему совершенно не хотелось ее нажимать, но очень не нравились сжатые кулаки. В панике Зауберс мог решить, что есть еще один способ заткнуть рот Дрю Холлидею. Конечно, все происходящее фиксировалось камерой видеонаблюдения, но мальчишка мог этого не осознавать.
— А вы останетесь с сотнями тысяч долларов. — В голосе Зауберса звучала горечь. — Может, с миллионами.
— Ты помог семье пережить трудные времена, — ответил Дрю. Хотел добавить: Так чего жадничать? — но понял, что эти слова, учитывая обстоятельства, определенно неуместны. — Я думаю, ты можешь быть доволен.