Кто нашел, берет себе
Шрифт:
— Вкусно, — говорит с полным ртом Барбара. — У меня малиновый. А у тебя, Тинс?
— Лимонный, — отвечает та. — Тоже вкусный. Спасибо, мистер Ходжес. Спасибо, мисс Холли.
— Барб, — спрашивает Холли, — а где ты сейчас, по мнению твоей мамы?
— В кино, — отвечает Барбара. — Снова смотрим «Холодное сердце», караоке-версию. Ее показывают каждый день в «Синема-севен». Давным-давно. — Повернувшись к Тине, она закатывает глаза, та отвечает тем же. — Мама сказала, что домой мы можем приехать на автобусе, но не позже шести вечера.
Времени не много, думает Ходжес.
— Тина, я хочу, чтобы ты рассказала все снова, чтобы Холли могла послушать. Она — моя помощница, очень умная. И умеет хранить секреты.
Тина рассказывает, более подробно, потому что заметно успокоилась. Холли внимательно слушает, ее нервные тики практически исчезают, как бывает всегда, если она чем-то полностью поглощена. Остаются только непрерывные движения пальцев. Она барабанит ими по бедрам, словно по невидимой клавиатуре.
— Деньги начали приходить в феврале две тысячи десятого? — спрашивает Холли, когда Тина замолкает.
— В феврале или в марте, — отвечает та. — Я помню, потому что родители тогда постоянно ссорились. Понимаете, отец потерял работу… и у него болели ноги… и мама кричала на него из-за курения, потому что сигареты стоили дорого…
— Ненавижу крики, — буднично заявляет Холли. — От них у меня скручивает желудок.
Тина бросает на нее благодарный взгляд.
— Разговор о дублонах, — вмешивается Ходжес. — Он состоялся до или после того, как начали приходить деньги?
— До. Но незадолго, — без запинки отвечает Тина.
— И пятьсот долларов приходили каждый месяц, — уточняет Холли.
— Иногда чуть чаще, скажем, раз в три недели, иногда реже. Когда проходило больше месяца, родители думали, что это конец. Однажды денег не было шесть недель, и я помню, как папа говорил маме: «Что ж, хорошо, что они вообще были».
— Когда это произошло? — Холли наклоняется вперед, ее глаза сверкают, пальцы больше не барабанят. Ходжесу она такой нравится.
— Ммм… — Тина хмурится. — Примерно в мой день рождения. Когда мне исполнилось двенадцать. Мы его праздновали без Пита. Как раз начались весенние каникулы, и друг Пита Рори пригласил его поехать на неделю в парк развлечений Диснейуорлд. Это был плохой день рождения. Я так завидовала, что он поехал, а я… — Она замолкает, смотрит на Барбару, на Ходжеса, наконец на Холли, в которой, похоже, видит маму-утку. — Вот почему деньги в тот раз пришли поздно! Да? Потому что он был во Флориде!
Холли бросает взгляд на Ходжеса — в уголках губ теплится подобие улыбки, — потом снова поворачивается к Тине.
— Вероятно. Всегда двадцатки и полусотенные?
— Да. Я часто видела эти деньги.
— И когда все прекратилось?
— В прошлом сентябре. Когда начались занятия в школе. В последнем конверте лежала записка. Что-то вроде: «Это последние. Сожалею, больше нет».
— И сколько прошло времени, прежде чем ты сказала брату, что, по твоему мнению, деньги посылал он?
— Не очень много. Он так и не признался, но я знаю, что это он. Может, это я во всем виновата, потому что продолжала твердить о Чэпл-Ридж… и он сказал, что хотел бы, чтобы деньги не закончились и я могла перейти… может, он сделал что-то глупое и теперь сожалеет, но уже п-п-поздно!
Тина снова плачет, Барбара обнимает ее и пытается успокоить, Холли принимается барабанить пальцами по бедрам, но других признаков нервозности не выказывает: она ушла в свои мысли. Ходжес буквально видит, как вращаются шестеренки у нее в голове. У него тоже есть вопросы, но пока он с готовностью уступает инициативу Холли.
Когда всхлипывания Тины затихают, Холли продолжает:
— По твоим словам, ты как-то вечером зашла в его комнату, а он держал в руках записную книжку. Которую с виноватым видом убрал под подушку.
— Да.
— А деньги вскоре закончились?
— Думаю, да.
— Это была одна из его школьных тетрадей?
— Нет. В черном переплете, по виду дорогая. И с эластичной лентой снаружи.
— У Джерома такие записные книжки, — вставляет Барбара. — «Молескины». Можно мне еще один энергетический батончик?
— Конечно, — отвечает Ходжес. Берет со стола блокнот и пишет: «Молескин». Поворачивается к Тине: — Могла это быть бухгалтерская книга?
Тина хмурится, снимая обертку со своего энергетического батончика.
— Не понимаю.
— Мог ли он вести учет, сколько заплатил и сколько осталось?
— Возможно, но записная книжка больше походила на дневник.
Холли смотрит на Ходжеса, тот едва заметно кивает: Продолжай.
— Очень хорошо, Тина. Ты потрясающий свидетель. Ты согласен, Билл?
Ходжес вновь кивает.
— Ладно. Так когда он начал отращивать усы?
— В прошлом месяце. А может, в конце апреля. Мама и папа говорили, что это глупо. Папа сказал, что он выглядит как аптечный ковбой [18] , что бы это ни значило, но он их так и не сбрил. Я думала, это просто пунктик. — Она поворачивается к Барбаре: — Знаешь, как в детстве, когда мы были маленькими, и ты пыталась подрезать волосы, чтобы выглядеть как Ханна Монтана.
Барбара морщится.
18
Так называли актеров, обычно одетых как ковбои, которые коротали время в аптечных кафе в Голливуде после неудачных попыток получить роль.
— Давай не будем вспоминать. — Она смотрит на Ходжеса. — Мама чуть с ума не сошла.
— И с тех пор он ходит расстроенный, — говорит Холли. — С тех пор как отрастил усы.
— Сначала было получше, хотя я видела, что он нервничает. Таким испуганным он стал в последние две недели. И тогда я тоже испугалась. Действительно испугалась!
Ходжес взглядом спрашивает у Холли, есть ли еще вопросы. Та смотрит на него: Твоя очередь.