Кто съел кенгуру?
Шрифт:
Никаких настоящих коней, конечно, не существовало. Всем известна эта силовая игра-борьба. Один лезет на спину другому — вот тебе и «конь с всадником». Конечно же, я стал «лошадью», а Саня Бирюков моим наездником, Шмелев сидел на Козлове, Петюня — на Леонтьеве, они составили нашу слабейшую пару. Мы должны были сразиться по очереди со всеми участниками. Побеждала команда, одержавшая наибольшее число побед, повалив своих соперников на пол.
В первой же схватке мы сошлись с бэшками. Ох, и горячая же получилась свалка. Нам с Сашкой противостояли самые сильные, и сдаваться они не собирались. Мы сталкивались и сталкивались раз за разом, Бирюк тут же старался сделать захват, а я что есть силы тянул в сторону,
Настала очередь последнего боя, против нас был восьмой «В», против наших главных соперников — сборная седьмых классов. Стало быть, у нас шансов на победу оставалось меньше. Мы сделали все, что могли, и чисто одержали три победы. Больше от нас не зависело ничего. А на «ристалище» спортивного зала осталась последняя четверка соревнующихся. Против сильнейшей пары девятого «Б» стоял хромой «конь» — Димка Кокошин и его седок-одноклассник, тот самый, которого я ловил за шиворот в коридоре. Пары столкнулись.
Витька Шеин из девятого «Б» ухватил Димкиного седока, словно клещами, за правую руку чуть выше кисти. Он вцепился в него, как спрут, и тянул изо всех сил на себя, пытаясь сбросить на пол. Его «конь», здоровяк Егоров, ломился в сторону резкими рывками. Димкин седок тут же почти был сорван со спины моего приятеля, но не упал, а повис над полом, натянутый как струна. Потому что Димка так держал его за ноги, что старшие ребята вдвоем не могли пересилить его хватки. Егоров «рыл» пол кроссовками, и Димка упирался изо всех сил, наклонившись в противоположную сторону, не выпуская ног своего седока и, словно настоящий тяжеловоз, свесив голову на грудь.
Мы не могли смотреть спокойно. Я орал: «Кокон, стой! Кокон, держись!» Так орал, что охрип и даже на некоторое время осип.
— Да разнимите же их! Остановите! — прорвался сквозь общий шум и крик испуганный голос какой-то учительницы.
Но разнимать не потребовалось. Пальцы Шеина соскользнули с запястья Димкиного седока, и обе пары, полетев в стороны, растянулись на полу. Ничья.
А это значило, что мы победили!
Нас поздравили и наградили. Наташка вручила нам здоровенный торт и, по-моему, уже не по сценарию, поцеловала каждого. Бирюк долго потом демонстративно тер щеку. А я никак не ожидал, что так буду радоваться этой победе. Впрочем, сиял улыбками, радовался и гордился весь наш девятый «А».
Преподаватели собрались кучкой вокруг Майи Михайловны и о чем-то горячо спорили, но почти шепотом.
— После в кабинете, — громко произнесла наша директриса.
Соревнование окончилось, но я и не догадывался, что главное для меня событие дня еще впереди.
Наверное, надо было съесть торт вместе с соперниками, так мне потом, много времени спустя, говорила мама. Но никто из нас после турнира даже не подумал об этом. Мы понесли его в класс. Сначала тащил я, а потом передал Петюне, ведь это он добыл нам то победное очко, на которое никто не рассчитывал. Он и Димка Кокошин.
Он уже почти дошел до раздевалки, у входа в которую, привалившись спиной к стене, стоял мрачный Егоров, недавний Димкин противник. Кокошин уже миновал его, когда Егоров выставил ногу и сделал подножку. Димка запнулся и упал, чуть не ударившись лицом о дверной косяк, но вовремя успел выставить руки. Он тут же вскочил и повернулся лицом к обидчику.
— Иди, иди, Кокон, — насмешливо произнес Егоров, — хромай дальше, колченогий.
Димкина рожа покраснела, и он толкнул Егорова в грудь, тот сразу ударил Димку, они сцепились. Если бы они хоть дрались один на один, но сзади подскочил еще и Шеин, подпрыгнул и повис у Димки на плечах, схватив руками за горло. Димка опять повалился на пол. Я бросился ему на помощь и успел дважды врезать Егорову, прежде чем на меня набросились другие бэшки, стоявшие неподалеку. Наверное, в этот раз нас бы с Кокошиным отметелили, но очень скоро откуда-то прибежали Бирюков со Шмелевым, и началась всеобщая потасовка.
Анна Васильевна, наша физичка, умеет орать так, что может мертвого поднять из могилы. Живые же сразу замирают в каком-то ступоре. По крайней мере, я не раз это наблюдал на примере моих одноклассников. Стоит ей гаркнуть, все прекращают любые разговоры, глаза устремляются на Анну Васильевну, и в классе водворяется полная тишина и порядок. Впрочем, гаркает Анна Васильевна редко, у нее на уроках и так обычно тишина и порядок, не то что у Дяди Хими.
На сей раз она налетела на нас с таким криком, что почти все сразу перестали драться, а Егорова с Кокошиным Анна Васильевна растащила с помощью русички.
Погасив беспорядки, Анна Васильевна выстроила всех по стенке.
— Так, все со мной в кабинет к Майе Михайловне, и ты, Швецова, тоже, — скомандовала она нам и каким-то образом оказавшейся рядом Наташке.
Никто даже не подумал возражать, все как под гипнозом поплелись за физичкой. Нина Петровна, русичка, замыкала шествие. Все же некоторым из «Б» класса удалось смыться еще в то время, когда учительницы растаскивали Егорова и Димку.
В приемной Анна Васильевна приказала нам подождать, а сама приоткрыла дверь кабинета. Там тоже кипели страсти.
— Этого делать было нельзя! Нельзя допускать такого! — вырвался из кабинета взволнованный женский голос. Я узнал по нему Наталью Леонидовну, учительницу английского. — Я знаю этих ребят, кого с третьего класса, а кого и с первого. Это прекрасные дети. Я никогда не видела у них таких лиц, как сегодня. Это же настоящее стравливание! Какие-то гладиаторские бои! От вас, Андрей Васильевич, я такого не ожидала.
— Ну, Наталья Леонидовна, а борьба, а бокс, а хоккей. Вы посмотрите на лица спортсменов. Ведь многие дети занимаются этими видами спорта, — загудел в ответ наш физкультурник.
— Андрей Васильевич, я не знаю, что там у спортсменов, но эти дети хорошие…
Тут ее прервала директриса, видимо, заметив Анну Васильевну в дверях кабинета. Физичка сразу вошла внутрь, еще раз зыркнув на нас глазами, мол, стойте на месте.
— Все, кранты, — Бирюков проводил ее взглядом, полным тоски и безнадежности. — Меня убьют дома.
Шмелев молча сопел, свесив голову. А я подумал, что мама опять будет плакать. Последний раз такое случилось прошлым летом, когда меня побили. Трое «конкурентов» из «Б» класса, захваченные в плен Анной Васильевной, стояли отдельно от нас у другой стенки, тоже бледные и встревоженные. Наташка отвернулась к окну и, по-моему, пустила слезу.