Кто убил Ангела
Шрифт:
В кабинете раздались гулкие удары часов, вывевшие Сан Саныча из приятного оцепенения. Этот звук поглотил и Верин смех, и уют глубокого кресла. В комнате разом потемнело, будто кто-то задёрнул тяжёлые шторы. Определённо, время в этом месте существует по собственным законам.
– Времени то уже сколько! – засуетилась медсестра. – Надо Лёшеньку проверить, переживаю за него. Да и вас на ночевку устрою – Яков Семёнович распорядился: сказал, что у нас несколько дней поживёте, пока всех допросите. А вы уже догадываетесь, кто Ангелину убил? Я вот думаю – призрак, не к ночи помянут будет. Хорошо, что вы у нас побудете, а то страшно до мурашек.
Верочка
– Вы слышали, будто плачет кто-то? – сильная маленькая женская ручка сдавила плечо следователя. – Страшно как! Девушка прижалась к Сан Санычу всем подрагивавшим телом. «Хороша, чертовка!» При тусклом мерцании ламп нежная кожа лица отливала молочной белизной, пухлые губы рдели маками, а широко распахнутые глаза мерцали как у кошки.
– Верочка, вы точно не мать Тереза, вы – Багира, грациозная и прекрасная. У вас даже глаза светятся!
– Не умеете вы, мужчины, комплименты делать, – женщина чуть отстранилась и откинула волосы, – у меня всё своё, натуральное, вот только в глазах линзы, а вы лишь это и отметили. Пойдёмте, посмотрим, что там на лестнице происходит. Чур, идите первым, вдруг там привидение.
Медленно, стараясь не топать тяжёлыми ботинками, следователь двинулся к лестнице, медсестра неслышно кралась сзади, растворившись в тени – и впрямь, настоящая кошка.
На холодных ступенях, сгорбившись сидела крупная нескладная фигура и тихо постанывала, никак не реагируя на приход посторонних. Неяркий свет фонарика Сан Саныча выхватил из темноты зареванное детское лицо Лёшенки с потухшим взглядом и пузырьком слюны на губах. В руках дворника был крепко зажат маленький раскладной нож и изрезанно-обезображенная пластиковая кукла.
Лёша поднял красные глаза и тихо произнёс: «Это я убил Ангела!»
Пока Вера бегала за санитарами и врачом, следователь пытался разговорить ущербного, но тот был безучастен. Погружённый в свой собственный мир, большой ребёнок лишь гладил по волосам обезображенную куклу и твердил: «Она говорит, что я убил Ангела. Ангел – на небесах. Ей больше не страшно. Я её не спас, значит – это я убил». Примчавшиеся санитары и сухенькая строгая врач Агния, которую Саныч допрашивал дважды, быстро забрали у полоумного ножик, но куклу тот отказывался выпускать из рук, вцепившись большими сильными пальцами в её светлые волосы.
– Когда с ним можно будет нормально поговорить? – поинтересовался Александр у суетящейся Агнии. – Мне нужно допросить под протокол.
– Только через мой труп! – зло прошипела врач, седые пряди вдруг напомнили Санычу змей, да и взглядом сейчас разъярённая женщина могла превращать в камень. – Нашёл дурачка на роль преступника и дело прикрыть хочешь? Не дам! Знаю я вас, милицейских, был бы человек, а статья найдётся, так говорите? Лёшенька мухи не обидит, божий человек, а ты его допрашивать! Да я вашему главному жалоб столько напишу, стол обвалится.
– Успокойтесь, вы неправильно мня поняли! – опытный следователь хорошо знал эту категорию жалобщиц-правдоборок. Надо дать полковнику Аванесяну спокойно выйти на заслуженную пенсию. Тщательно взвешивая каждое слово, Александр продолжил. – Я ни коим образом не хочу навредить вашему подопечному. У меня даже в мыслях нет, что
– Ладно, если с моим участием, тогда можно. Но я ещё спрошу у главврача. Приходите ко мне в кабинет послезавтра, мы обсудим состояние Лёшеньки. Если оно будет удовлетворительным, тогда и побеседуете.
Этой ночью Александр никак не мог уснуть: ему всегда было некомфортно вне продавленной, но такой уютной родной кровати. Утренний спирт, литры кофе, мрачные повороты запутанного дела – отличный рецепт бессонницы. Не в силах больше бессмысленно пялиться в потолок, он всунул ноги в любимые тапки, предусмотрительно переданные сестрой, потянулся всем телом, хрустнув слежавшимися суставами. Комнату заливал холодный лунный свет – плотный и физически ощутимый – хоть ножом режь. Купаясь в негреющих лучах, следователь застыл у окна, залюбовавшись, даже сигарета в руке осталась незажжённой. А ночь была и впрямь чудесна: в антрацитовом небе неспешно кружилась легчайшая пена облаков, ветви деревьев стремились прикоснуться к звёздам, сорвать хоть одну, но попытки были безуспешны – далёкие светила лишь хитро подмигивали сверху. Мир лишился красок – дворник Алёшенька смёл последние опавшие лисья – чёрно-белая гамма успокаивала и глаза, и мысль.
Готовый отойти ко сну, Сан Саныч не сразу заметил, как по широкой аллее медленно плывёт женская фигурка в светящемся плаще. Казалось, что она парит в воздухе, не ступая на старинную плитку дороги. «Что за чёрт? Кого тут носит среди ночи?» – запутавшись в полах широкого халата и чуть не упав, Павлов рванулся к двери. Ну, конечно, непривычная, громоздкая защёлка не захотела подчиниться с первого раза. Следователь дёрнул дверь со всей силы, ненавистный замок издал печальный хруст, выпустив мужчину в широкий коридор.
Александр летел по аллее, с борясь с одышкой опытного курильщика. Да и наряд не располагал к забегам на длинные дистанции: халат трепетал на ветру, тапки постоянно скользили по влажной глянцевой плитке. Вот поворот, где он увидел странную женщину, будто сотканную из лунного света. Ни удаляющегося силуэта, ни отпечатков, лишь лёгкий запах лилий, столь неуместный поздней осенью. Опять эти проклятые лилии. От этого запаха у мужчины подкатил ком к горлу, не давая сделать вдох. Когда спасительный воздух поступил в лёгкие, он ещё был отравлен ароматом ненавистных цветов.
Из памяти никогда не сотрётся день похорон его первой жены. Ульяна, Уленька, Льяна, его красавица, его половинка. Весь прощальный зал тогда смердел лилиями, запах въедался в одежду, волосы, кожу, мысли. Даже приоткрытое окно не обещало глотка свежести. На негнущихся ногах Александр подошёл к гробу, чтобы поцеловать любимую в последний раз. Дальнейшее он списал на жару и стресс: он отчётливо видел, как Уля приоткрыла глаза, моргнув длинными ресницами, улыбнулась хитро и озорно, показав язык и сказала: «Тссс!» Затем была безобразная сцена с оттаскиванием безутешного вдовца от гроба, истерикой, криками: «Она жива!», вызовом скорой помощи. Только заступничество Аванесяна, имевшего везде своих людей, помогло Павлову избежать участи пациента психушки.