Кто убил Влада Листьева?...
Шрифт:
«А что такое совесть?» — задается вопросом Любищев. По Эфроимсону, это генетически нормированный естественным отбором фактор. «Выходит, таким образом, оба периода жизни Ильинского — преступление и раскаяние связаны с генетикой. Вряд ли можно согласиться с этим в рассуждении совести. Верно, что совесть в том или ином выражении можно найти, вероятно, у всех народов, но приказы, которые дает совесть, глубоко различны. В случае Ильинского совесть диктует признаться и совершенном убийстве, в других случаях она диктует: «убить», причем и то и другое может быть в рамках одной религии.
В страшной повести Шевченко «Гайдамаки» ев герои клянутся истреблять всех католиков и евреев, освещают мечи, и вождь их, Гопта, сам убивает прижитых им от католички
Но почитайте «Дневник писателя» Достоевского. Наш великий писатель тоже считает католицизм уже не христианством, видит всюду следы «католического» заговора и призывает Россию на войну со всей Европой но имя торжества православия. Он понимает, что это потребует огромного кровопролития, но это кровопролитие предотвратит другое, гораздо более сильное и потому вполне допустимо. Я не вижу большого различи идеологий Достоевского и Гонты. Но Достоевский сам никого не убил! Да, не убил, а что хуже: убийство или подстрекательство, моральное развращение, приводящее к убийствам?"
Любищев все-таки признает, что существует генетический компонент этики, но, по его мнению, в сравнении с компонентом идеологическим он играет совершенно ничтожную роль. Таким образом в древнем споре об истоках преступности — наследственность или среда?
–
Любищев выступает против ломброзианства. (Следует отметить, что термин "среда" Любищев понимает в широком смысле: обществе, а не в узком: семья, улица и т. п)
Не так давно новые аргументы в пользу идей Ломброзо высказал генетик Виктор Колпаков из Сибирского отделения Академии наук. Институт цитологии и генетики, где работает ученый, предложили попытаться выяснить роль генов в появлении преступного типа людей, ответить на вопрос о том, почему число преступивших закон не уменьшается, а постоянно растет. На основании длительных исследований Колпаков пришел к выводу, что "генетическое участие в формировании" преступного поведения есть, оно просматривается. Есть, конечно, и социальное подавление такого поведения. Существует и социальное провоцирование его. Но и генетику, ее участие в этом деле отрицать уже трудно." Правда, Колпаков пришел к такому результату не на основе "сплющенных носов" и "низких лбов", а исследуя психические характеристики личности. Ученый считает, что ненаследуемых признаков нет, а "признак преступности" передается одним геном. Отсюда следует, что если выяснить нейрофизиологические и биохимические механизмы, посредством которых реализуется действие гена, то появилась бы возможность воздействовать на психику человека в благожелательную для общества сторону. Та самая страшная возможность, о которой нас уже предупреждали писатели-фантасты. Ибо тогда можно будет "программировать" личность на генетическом уровне, делать людей такими, какими их желают видеть власть имущие.
В числе модных криминологических увлечений конца девятнадцатого — начала двадцатого века следует назвать и графопсихологческие исследования — определение преступных наклонностей человека по почерку. Так, графолог М. И. Попялковский посвятил целую монографию Андрею Гилевичу, убийце, о котором придется рассказать.
Дело Андрея Гилевича было одним из самых громких в России начала двадцатого века. Но прославился он не числом убитых, а необычностью преступления (для своего времени). Потом по его следам пошли многие, но в России он был первопроходцем.
Началось с того, что 3 октября 1909 года в Петербурге
Спустя некоторое время брат Гилевича предъявил четырем страховым компаниям полисы на получение страховки на общую сумму триста тысяч рублей (около тридцати килограмм золота). Не дремали и сыщики. Они довольно скоро установили, что убитый совсем не Гилевич, а одинокий, провинциальный студент Павел Прилуцкий (по другим источникам — Подлуцкий), приехавший в столицу в поисках лучшей доли. С Гилевичем Прилуцкий познакомился, откликнувшись на газетное объявление, которое дал инженер. Студент нанялся к нему в секретари, но секретарствовал, как мы знаем, недолго.
При расследовании дела полицию смутило то обстоятельство, что одежда и ботинки убитого не подходили друг к другу. Верхняя одежда была сшита у одного из лучших московских портных, а ботинки были изделием, как сейчас сказали бы широпотреба. И действительно, тщательное исследоване ботинок позволило в конце концов установить подлинную личность убитого.
О поимке убийцы существуют две версии. Первая такова. Когда часть страховых денег была выплачена брату Гилевича Константину, преступники перестали осторожничать. Андрей, прятавшийся в Париже, поехал кутить в Монте-Карло. Там, играя в рулетку и в карты, он просадил большую сумму и послал брату в Петербург телеграмму с просьбой выслать пять тысяч рублей. Дело "убитого" инженера Гилевича было известно всей читающей России, и телеграфист, принимавший телеграмму, обратил внимание на то, что кто-то просит у брата "убитого" перевести пять тысяч рублей в Монте-Карло. Телеграфист сообщил в полицию, а та связалась с французскими коллегами. В Париж были посланы фотографии Гилевича и его точное описание. Вскоре инженер был выслежен.
По другой версии, убийца был пойман потому, что пытался получить пять тысяч франков, которые некогда положил в один из парижских банков отец убитого студента. Отец надеялся, что сын со временем приедет в Париж "для совершенствования в науках".
Конец Андрея описан в мемуарах бывшего начальника московской сыскной полиции А. Ф. Кошко, пославшего в Париж для поимки убийцы своего агента М. Н. К-а:
…К счастью, деньги, положенные на имя Прилуцкого, еще никем не были взяты. К. предупредил кассира, прося его тотчас же известить, как только является за ними. На второй день кассир дал ему знать о соответствующем требовании, и К. увидел незнакомого человека, вовсе не похожего на Гилевича. Он дал ему получить деньги и арестовал незнакомца с помощью французской полиции при его выходе из банка. Арестованный был отвезен в полицейский комиссариат, где и оказался искусно перегримированным Гилевичем. Когда с него были сняты при-клееные бородка и парик, когда грим был смыт с его лица — в личности арестованного не оставалось никакого сомнения.
Убийца пытался уверить французскую полицию, что русские власти преследуют его как преступника политического, но словам его, конечно, не придали значения. Видя, наконец, что игра проиграна, Гиле-вич признался во всем. Из банка он был препровожден в комиссариат вместе с ручным чемоданчиком, с которым он приехал, очевидно, прямо с вокзала. Теперь, принеся повинную, он попросил разрешения еще раз тщательно помыться, ввиду недавней гримировки. Ему разрешили, и он в сопровождении полицейского отправился в уборную, захватив из своего чемоданчика полотенце и мыло. В уборной он незаметно сунул в рот отколотый кусочек мыла и, набрав в руки воды, быстро запил его. Не успел полицейский его отдернуть, как Гилевич упал мертвым.