Кто здесь
Шрифт:
– Волновой процесс?
– догадался Торнвил.
– Для любого готового поступить из окружающей среды сигнала найдется клеточка, которая будет двигаться потом как запущенный маятник?
– Именно. А вместе, ответившие на новое ощущение человека клетки создают устойчивый волновой контур. Это и есть память об отдельном событии.
– Почему он со временем не разрушается?
– поинтересовался Блюм.
– Разрушается. Когда разрушается сама способность человеческого мозга так сохранять информацию. Вот тогда и начинается движение к скорой смерти.
– Но человек умирает от
– Верно. Но откуда возникают эти болезни? Внутренними органами ведь управляет тот же мозг. И когда ответственные за них клетки теряют эту свою способность, сердце сбивается с правильного ритма или выходит из строя желчный пузырь, ну и так далее. И если бы клетки мозга не выходили из строя, люди жили бы вечно, потому что правильный обмен веществ, то есть не старение, тоже от них зависит. Или раковая опухоль - это ведь разрастание примитивных тканей. Существует простая гипотеза по данному поводу: клеточки мозга, ответственные за отдельное место внутреннего органа просто теряют свою реакцию. И тогда другие клеточки, их коллеги, которые занимаются ростом тканей, полагая, в ответ на такое молчание, что в том месте внутреннего органа просто ничего нет, начинают создавать там грубую материю. Стараются заполнить, образовавшуюся, по их мнению, пустоту.
– Хотят как лучше, - Блюм хмыкнул и потер свой лоб. Разумно, я бы тоже так поступил. А вы, Стенли?
– Все это очень интересно и ново для меня, но давайте вернемся к нашей проблеме. Если я правильно понял, ваше искусство, доктор, и состоит в способности включаться в волновые частоты пациента, прикасаться к контурам памяти?
– Вы правильно поняли. Но сначала мы вызываем у пациента глубокий сон, усыпляем его эго. Иначе оно не позволит работать.
– Любопытно, а я всегда полагал, что вы действуете на человеческую волю, подавляете ее.
– Это распространенное заблуждение, полковник. Мы ничего не подавляем. Воля - ни что иное как сила эго. И когда эго спит, эта сила просто не подключается. Именно поэтому люди в обычном сне видят нелепости или кошмары, но терпят эти неприятные ощущения не пробуждаясь. Точнее, если сон очень глубок, им это не удается, потому что воля не вмешивается в этот процесс, как она сделала бы наяву.
– Так-так, я что-то начинаю понимать, - произнес Блюм.
– А во время сегодняшнего сеанса у пациента включилась воля? Не должна была, а все-таки включилась? И для этого нужны особенные причины, так?
– Совершенно особенные. Видели, что случилось при переходе на февраль этого года?
– спросил гипнотизер.
– Вернер задал вопрос, хотя не мог этого сделать?
– Именно.
– Такого при гипнозах вообще не бывает?
– У дилетантов это возможно, но у специалистов моего класса - исключено. Признаться, я сначала подумал, что совершил, грешным делом, оплошность. К счастью, вы помните, мне сразу удалось перехватить инициативу. Я тут же воспроизвел ситуацию и начал работать максимально жестко, как мы обычно и делаем, когда пациент обнаруживает сопротивление. И вот тут, - он взял стаканчик с бренди и сделал маленький глоток, - вот тут его воля включилась снова и не просто включилась, а, позволю так себе выразиться,
– Очень интересно, мой дорогой, очень интересно! затараторил Блюм.
– Тогда позвольте мне немного порассуждать. Итак, - он даже отставил в сторону уже было взятый в руки стаканчик, - эго Вернера спало, следовательно, не могло запустить его волю. Значит по вашей логике, эту силу могло запустить только другое эго? Иными словами, только другая личность?
Он сам слегка обалдел от такого вывода и уставился на гостя.
Торнвил с неменьшим любопытством ожидал ответа.
Гипнотизер без надобности поправил очки, потом издал какой-то полувздох, попробовал найти более удобное место в кресле... и, наконец, развел руками:
– Мне вас не в чем поправить... Да, господа, каждый, много практиковавший в этой области специалист, сталкивался иногда с непонятным присутствием в человеке другой или других личностей. Мы крайне не любим в этом признаваться. И этого вы никогда не прочитаете в нашей научной литературе, поскольку объяснить такой феномен никто не в состоянии.
– Те, другие личности дают о себе какие-нибудь сведения?
– Крайне неохотно. К тому же любой гипнотизер, обнаружив подобный контакт, очень его боится, потому что не знает, чем он закончится, как скажется потом на его пациенте.
– Следовательно, - подвел черту Торнвил, - воля Вернера переключилось на другой его сознательный план, ничуть не уступающий по своей отчетливости и силе его сформированному этой жизнью сознанию. И это стало возможным благодаря каким-то событиям полугодичной давности. Мы не сумеем до них добраться, вы полагаете?
– Он к ним не подпустит. Их ценность действует сильнее, чем привлекательность этой жизни. Намного сильнее.
– Инкарнация, - неожиданно произнес Блюм.
– Я плохо знаю, что это такое,... она не может иметь отношение к нашему делу?
– Вы имеете в виду мистическую гипотезу о том, что в памяти человека содержатся его предыдущие жизни...
– Гипнотизер на некоторое время задумался.
– Что вам об этом известно?
– подождав переспросил Блюм.
– Реальность ли это или фантазия?
– Гость качнул головой: Наука не знает. К тому же, давайте вспомним, что все человеческие чувства и мысли - это волновые процессы. И нам не известно, в каких внешних планетарных энергетических полях они фиксируются. Может быть, люди просто способны иногда подключаться к общему полю, где, как на магнитофоне, полно старых записей, и они захватывают оттуда случайные, причем разные, обрывки информации.
– С какой стати эго стало бы приписывать их себе?
– спросил Торнвил.
– И защищать как свое родное?
– Законный вопрос. Хотите мое субъективное мнение? Увы, людям не дано будет в этом разобраться. Ответы лежат не в пределах нашего мира, а где-то еще. Мы ограничены, господа, с этим ничего нельзя поделать. А что касается вашего дантиста, поверьте мне, никакими гипнотическими приемами из него ничего не выжать. К тому же, сегодняшний эксперимент потребует как минимум двухнедельной восстановительной терапии.