Кубанский шлях
Шрифт:
В дверь скребнули, и в кабинете появился в криво надетом на крупную породистую голову парике секретарь коллегии иностранных дел Безбородко.
– Заходи, любезнейший Александр Андреевич, А почему не явился канцлер Остерман?
– Иван Андреевич, матушка-государыня, заболеть изволил.
– Не время ему болеть.
Неуклюже поклонившись, секретарь вытер платком вспотевший лоб и приготовился внимать государыне.
– Да ты садись, Александр Андреевич, в ногах правды нет.
Под тяжёлой внешностью этого малоросса скрывался тонкий ум, великолепная память и беззаветная преданность. Доверие,
Он присел на краешек стула, стул заскрипел.
– Пожалей мою мебель, Александр Андреевич, - улыбнувшись уголками губ, заметила императрица.
Безбородко смутился, поправил стул и сел твёрже.
– Не вовремя заболел Остерман, ох, не вовремя, - вздохнула Екатерина. Затем опустилась в мягкое кресло у стола, тряхнула слегка головою, будто сбрасывая ненужные сейчас мысли, и устремила взгляд на секретаря:
– Любезнейший Александр Андреевич, от светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина доставили депешу. Пишет нам, что турки войну объявили.
– Я не удивлён. Этого следовало ожидать, матушка Государыня.
– Мы тоже не сидели без дела, но, как ты знаешь, не всё успели, - Екатерина ещё раз пробежала глазами письмо.
– Ведаю о сем, - глубоко вздохнул секретарь.
– Надобно тебе подготовить, как можно скорее, доклад на коллегию.
– Сделаю, матушка!
– с готовностью махнул головой Безбородко, отчего парик ещё больше съехал набок.
– Ты всё распиши: сколь войска у кого, союзников.... Бумаги дипломатов у тебя есть.... Подробно напиши, как только ты можешь, - польстила она Безбородко, хотя все документы, которые он готовил, были и так безупречны.
– Слушаюсь.
– Уж постарайся, Александр Андреевич, и поспеши. Манифест об объявлении войны Османской империи нужен, новые указы... знаешь сам. Ну, ступай, ступай, голубчик.
Безбородко, пятясь и кланяясь, вышел.
Как только секретарь Коллегии покинул кабинет, Екатерина позвонила в колокольчик и в помещение вкатилась статс-дама. Императрица назначила экстренное заседание Военной коллегии на девять часов, а Коллегии иностранных дел на одиннадцать, и распорядилась известить об этом членов коллегий.
У Екатерины до поздней ночи в кабинете горели свечи.
Секретарь Безбородко не ложился вовсе, но утром проект манифеста уже переписывался начисто. Остерман вошёл в залу на минуту раньше императрицы. Вальяжно поздоровавшись с подчинёнными, он увидел на столе у своего места готовые
документы, но ознакомиться с ними не успел - появилась государыня
– Как здоровье Иван Андреевич, работать можешь?
– Матушка Екатерина Алексеевна, медикус сотворил чудо: в три дня поставил меня на ноги, - он приложил платок к носу и низко поклонился, - готов служить, Ваше величество.
– Тогда начинайте, любезный граф.
В проекте манифеста Безбородко дал исчерпывающий анализ предшествующего трактата о мире, всех уступок России и нарушениях мирных договорённостей Турцией. Остерман, впервые видевший
Члены коллегии внимательно слушали, одобрительно кивая и лишь изредка добавляя незначительные факты. Безбородко карандашом делал пометки у себя в книжке.
Заключительный абзац об объявлении войны канцлер прочитал звенящим голосом и особо выразительно.
Екатерина поднялась:
– Сегодня же прошу окончательно подготовить документ и подать мне на подпись.
Господа, такожде довожу до вашего сведения, что Военной коллегией уже составлены две армии: армия под командою фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского, которая должна будет вступить в Польшу и приблизиться к Днестру; правый фланг оной армии составляет корпус под командою генерал-аншефа графа Ивана Петровича Салтыкова, центр армии составляет корпус генерал-аншефа Эльмта, левый фланг составляет корпус генерал-аншефа Михаила Федотовича Каменского; и армия - под командою фельдмаршала светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, которому назначено было в наступающую кампанию атаковать Очаков.
– А Суворов Александр Васильевич?
– Безбородко с удивлением посмотрел на Екатерину.
– Он ныне под Кинбурном, но и на его долю выпадут великие сражения, милейший Александр Андреевич, а теперь проекты Указов....
2. В Ростовской крепости
Уже вечерело, когда в ворота крепости Св. Дмитрия Ростовского въехала почтовая карета, которая вскоре остановилась перед парадным крыльцом дома вдовы Бутецкой. Из кареты вышел Андрей Барятинский в шубе и горностаевой шапке - мороз разгулялся не на шутку. Ямщик помог внести в гостиную вещи. Горничная выглянула из комнат, и сразу оттуда навстречу Андрею Ильичу выплыла цветущая и весёлая хозяйка. После обоюдных приветствий Екатерина Юрьевна подтвердила, что комнаты остаются за Барятинским, и он может располагаться в них по-прежнему.
Оставив на утро визит к коменданту крепости, Андрей Ильич сбросил шубу и уселся в кресло. И хотя долгий путь утомил, бодрое состояние духа не покинуло его. Конечно, разлука - нехорошо, и он уже успел соскучиться по жене, но всё равно это не навсегда - они вместе, теперь навеки. А здесь его служба и ожидание перевода в действующую армию!
Скрипнула дверь и в дверях комнаты возник Никита Обросимов с сияющей улыбкой на лице. Барятинского удивило, что он появился так быстро.
– Ну, здравствуй, Андрей, здравствуй!
– воскликнул он, - как я рад видеть тебя в добром здравии и в совершенном расположении духа!
– Ах, Никита, я абсолютно счастлив!
– весело откликнулся Андрей.
Приятели обнялись.
– Что, можно поздравить с благополучным супружеством?
– искренне спросил Никита, что поразило Барятинского. Обычно приятелю не удавалось скрыть завистливые нотки.
– Да, Лизонька - теперь моя жена, - расплываясь счастливой улыбкой, подтвердил Андрей.
– А что ж ты не остался в Санкт-Петербурге!?
– удивился Обросимов, - ведь были, верно, возможности перевестись в столичный полк, и ты бы не разлучался с женой? У Вашей семьи ведь большие связи в свете!