Кубанский шлях
Шрифт:
Большая часть ногайцев, увенчанных мохнатыми шапками и слившимися во мраке с конями и оружием, уже выходила на правый берег, когда сгустившиеся ночные тени разметались, вспыхнула молния, осветив не только лица, но и ружья казаков в залоге. Раздались, почти одновременно, два взаимных залпа.
– Ура!
– закричал Сидор и бросился в холодные волны Кубани навстречу разбойникам.
– Ура! Ура!
– подхватили остальные казаки нижней залоги клич своего предводителя и последовали за ним.
– Алла-а!
–
На выстрелы и крик прискакали казаки секрета, расположившегося выше по течению реки. Начался бой, сразу же перешедший в рукопашную схватку. Татары шумною гурьбой накинулись на казаков.
Сидор резко развернулся на пол-оборота вокруг оси с расслабленной рукой, она взлетела, как плеть, подхлёст - и один враг уже на земле.
Степан больше действовал руками и ногами, как, бывало, в деревне бились "улица на улицу". Удар сверху, удар наотмашь, залом, и делай с противником, что хочешь. Если Сидор добивал врагов шашкой, Степану достаточно нанести удар в лоб - и враг мёртв.
Фрол тоже схватился с одним на берегу. Невысокий и худощавый ногаец неожиданно оказался очень сильным и увлёк его в воду, что могло привести Фрола к печальному исходу. С каждым разом, погружаясь в воду с головой, он всё больше захлёбывался и терял силы. Ему пришёл на помощь Николай Бессараб. Он сунул ногайцу под рёбра кинжал, и, ухватив Фрола за волосы, потянул к берегу. Их проводил насмешливым взглядом Ерофей Брыль и, прицелившись, догнал выстрелом в голову ещё одного противника, из последних сил гребущего к берегу.
Вскоре почти всех хищников покрыла вода. Лишь четверым удалось переправиться обратно, да подобрали одного с перебитыми ногами.
Но и сами казаки понесли урон.
Из воды Степан на руках вынес истекающего кровью Дормидонта, прихрамывая, поднялся с земли раненый Федот, быстрая Кубань унесла порубленное тело Мишани Долгова. Погиб как настоящий казак. Светлая ему память!
– А с этим, что делать?
– указал на раненого Колька Бессараб.
– Та прыбый вже ёго, - зло буркнул Ерофей.
– Нет, казаки не добивають беззащитных раненых. Помнишь заповедь дедовскую: "Никогда не воюй со слабейшим! Сразив врага, будь милостив!" Возьмём его с собой. Если Бог дасть, выживеть. А нет, нашей вины не будеть. Забирайте татарина, - распорядился Сидор.
Вскакивая на коня, Ерошка стрельнул глазами на Фрола и назидательно, с намёком на спасение его Бессарабом, произнёс:
– Бэрежи чупрыну, козак, або згынэшь.
Уже светало, когда всё было закончено. Несмотря на то, что задачу свою казаки выполнили и табуны отстояли, возвращались в станицу они довольно уныло: не смогли перехватить тело Долгова, тяжёлая рана у Дормидонта, неизвестно, чем закончится ранение Федота и будет ли он годен к строевой службе.
Степан вёл на поводу коня с Дормидонтом.
– Не обращай внимания, Фролка. Это он тебе за Катерину мстит. Его отец хоть и женил, а жаба душит, что ты у него девку перехватил-то.
– Знаю. Всё время ехидничает.
– Завидки берут!
– А у тебя как? Жена, сын, здоровы ли?
– Слава Богу!
– Целую неделю у вас не был. Помогал Терентию ульи готовить. Бортничество ему удаётся, но он хочет пчёл сам разводить. Не знаю, получится?
– Получится, - махнул чубом Степан, - у дядьки Терентия всё получается. К нам зайдёшь? Обсушишься. Мы ещё топим печь, чтоб сын не замёрз.
– Нет, я домой поеду.
– Ну, тогда завтра, после церкви, милости просим к нам. Егорка уже лопочет и не мать зовёт, а говорит "пу!", стреляет, мол. Представляешь, такая козюлька и туда же.
– Казак растёт! А у нас не получается.
– Не горюй, будут и у вас детишки. Так приедете?
– Скажу Катерине, - проговорил Фрол, вскакивая на коня.
Рильке уже стоял у входа в лазарет, так громко называли теперь хату Митрофановны, которую он переоборудовал с помощью Агафона в лекарню, и встречал раненых.
7. Станичный медикус
Клаус пощупал пульс у Спиридона Авдеева, заглянул в трофейный шкафчик, приспособленный им для хранения лекарств, и подумал: "Маловато мази для заживления ран, надо бы ещё приготовить". Он дал распоряжение санитару, малорослому поляку средних лет, с хитрой лисьей мордочкой и неуместными бакенбардами, приготовить снадобье.
– Тшы то ест праца? Зробе, - в ответ высокомерно ухмыльнулся Ян Слодковский.
– И принеси перевязочный материал.
– Добже.
Поляк с достоинством, удалился. Он держал спину прямо, будто кол проглотил, наверно, надеялся казаться выше ростом, но его манеры и внешность смешили Клауса.
В станице Ян появился два месяца назад и сам напросился в помощники к Рильке. И на глазах всё время, а он никак не может понять этого поляка. Вроде, пан хорошо разбирается в лечебном деле, много знает, а согласился на работу простого санитара. Кто его разберёт? Странно всё это. Впрочем, поляки хитрые. Это Клаус усвоил ещё в юные годы, живя в Германии, где их довольно много.
Перевязав раненых, выглянул в открытое оконце: в калитке показался Афанасий Бычков. Он стремительным шагом подошёл к лекарю и поприветствовал:
– Здорово дневал, Николай!
– Здравствуй, Афанасий!
– Рильке вопросительно глянул на него: пришёл проведать раненых или по другому делу? Лекарь ходатайствовал перед станичным правлением о помощи в расширении своего детища, просил хотя бы сделать пристройку на пару комнат.
– Как тут у тебя в лазарете наши раненые?
Рильке с явным разочарованием протянул: