Кубок Нерона
Шрифт:
Грета улыбнулась и погладила Клео по спинке.
— Клео никогда не ошибается, — сказал я.— Вы успешно прошли испытание. Ее на мякине не проведешь, она не прыгнет на колени к чужому человеку, если чует какой–то подвох. Так что с вами все в порядке.
— Я польщена.— Она рассмеялась,— Стало быть, вы полагаете, я не сбегу в ваше отсутствие, прихватив антиквариат? Гешили сперва проверки ради напустить на меня Клео?
— В наше время лишняя проверка не мешает. А теперь посидите немножко вдвоем, я скоро вернусь.
Я вышел из дома, на улице было тихо и безлюдно. Гезкий ветер гулял между старинными
Мои шаги гулко отдавались между домами. Под аркой одного из подъездов темнел человеческий силуэт, точно сгусток мрака, ставший плотью. Красным огоньком тлела сигарета. Меня что же, караулят? Держат под надзором?
Кассета с песнями лежала на месте, в несгораемом шкафу; я вытащил ее и перед уходом дважды проверил, хорошо ли запер дверцу. Береженого бог бережет.
Тень под аркой не исчезла, только сигарета потухла. Не было больше в темноте живой искры. Я быстро прошел мимо, отбросив мысли о надзоре и слежке. Не хватало только труса праздновать.
Дома в кресле по–прежнему сидела Грета, а у нее на коленях мурлыкала Клео. Я остановился на пороге гостиной. Мягкий отсвет огня, тишина, безмятежный покой. Женщина в кресле, спящая кошка. И впервые за много дней я подумал о том, как, в сущности, одинока моя жизнь, как пусто и безотрадно на душе, когда приходишь в темную квартиру, ужинаешь в одиночестве, а потом читаешь или тупо пялишься в телевизор. Конечно, у меня была Клео, но, что ни говори, она — зверек. Преданная, умная кошечка, но и только.
— Вы принесли песни? — Она с улыбкой посмотрела на меня. Кошка спрыгнула на пол, выставила подальше передние лапки и сладко потянулась.— А нельзя послушать? — спросила Грета.— Мне очень хочется.
— Пожалуйста.
И через минуту–другую послышался теплый, задушевный голос Астрид. Песни, музыка. Смех, когда она рассказывала женевский эпизод.
Но вот голос умолк, Грета встала, вынула из своей черной сумки носовой платок и отошла к окну, которое выходило на террасу. Она долго стояла спиной ко мне, глядя в вечерний сумрак. Потом поднесла платок к лицу и вроде как всхлипнула. Немного погодя она вернулась к камину, села в кресло.
— Простите,— тихо сказала она.— Как вы понимаете, мне не очень–то легко. За последние годы мы виделись нечасто, но все же прежняя близость осталась. Не знаю, способны ли вы, мужчины, это понять. Две молоденькие девушки живут в одной комнате, и все у них общее. Создаются совершенно особые отношения, на всю жизнь.
Она замолчала и долго смотрела на гаснущий огонь. Я понимал ее. Я тоже чувствовал утрату, тоску, хотя в общем–то знал Астрид всего день–другой. Точнее, сутки, но этого оказалось достаточно, чтобы каждый раз от звуков ее голоса память о ней больно щемила сердце.
— Ну что ж, спасибо,— сказала она с легкой печальной улыбкой.— Не стану больше мешать вам, и я очень рада, что в конце концов получила эти песни. Хотя никогда не думала, что это произойдет вот так. После ее смерти.
Она поднялась, тронула меня за плечо.
— Можно я вам позвоню? — спросил я.
В
— Ну, вдруг что–нибудь случится. Скажем, полиции понадобятся какие–то сведения. Да и вы тоже в случае чего можете о себе сообщить.
Она кивнула.
— Записывайте, если есть чем.
И я записал ее телефон в записную книжку. Аккуратно вывел в колонке на букву «б», как когда–то давно в телефонном справочнике.
— Кстати, что там было с Карлосом? — спросил я, потому что мой взгляд случайно ткнулся в букву «к».
— С Карлосом?
— Ну да, с ее другом. Бывшим, по крайней мере.
— Никогда о нем не слышала. Да оно и неудивительно, ведь поклонников у нее было великое множество. Сами знаете, она была красивая. Парни так и липли. То один, то другой. Но про Карлоса я ничего не знаю.
— Мне просто показалось... Хотя, наверно, ничего серьезного там не было. Иначе вы бы знали.
Она опять кивнула.
— Ладно, пойду. Спасибо, что привезли пленку. Звоните.
Она легонько чмокнула меня в щеку. Запах ее духов чувствовался в передней еще долгое время после того, как на лестнице замер цокот каблучков.
ГЛАВА XI
— А знаешь, тысячу лет назад Хельгеандсхольмена просто не было.
Калле Асплунд посмотрел на меня через стол, покрытый белоснежной скатертью. В большое окно был виден королевский дворец и риксдаг. Мутно–серым декабрьским днем оба здания казались еще более монументальными, чем обычно, тяжелые тучи как бы придавливали их к земле, и Певец Солнца [39] зримо дрожал на ветру, поднимая к холодным небесам свою бронзовую лиру. Атласно–черная вода курилась морозной дымкой, вихрилась в протоке, где возле плавучей кормушки теснились утки и лебеди. Вокруг нас негромко журчали разговоры посетителей «Оперного погребка» — было время обеда.
39
Скульптура работы знаменитого шведского ваятеля Карла Миллеса (1875—1955).
— Не было? Ничего подобного, был.
Глава государственной комиссии по расследованию дел об убийстве улыбнулся, похоже, он был очень доволен, что знает нечто такое, чего не знаю я.
— Увы, не было. Старый город — часть Брунке–бергской гряды, он поднялся из воды примерно за две тысячи лет до нашей эры, а Хельгеандсхольмен возник всего тысячу лет назад. Вот почему Стокгольм так и расположен.
— Неправда,— сказал я, изучая меню.— Остров был, только под водой. А это совсем другое дело. Но при чем тут Стокгольм?
Я положил меню на стол — выбрал. Прежде всего салака, потом запеченная селедка под луковым соусом. Может, выбор не слишком под стать «Оперному погребку», но я люблю простую пищу, а с печеной селедкой вообще мало что сравнимо. Да я и не хотел заказывать дорогие блюда. Калле Асплунд пригласил меня пообедать, а представительский фонд у него едва ли велик. Его должность не предусматривает обедов и ужинов с убийцами и адвокатами. Впрочем, если Калле будет настаивать, возьму, кроме пива, рюмочку водки — «Веска дроппар» либо «Стенборгаре».