Кубок Нерона
Шрифт:
В аэропорту я купил самый дешевый билет до Лондона, в один конец, на самолет «Бритиш Эйруэйз». Кредитной карточкой пользоваться не стал, заплатил наличными и отошел от кассы с билетом на имя мистера Лумана. Юхана Кристиана Хумана проверка не обнаружит, а если стюардессы или еще кто надумают проверять имена, то Луман и Хуман настолько похожи, что путаницу можно объяснить случайностью: дескать, не расслышали.
Паспортный контроль. Чиновник взял мой паспорт, посмотрел на меня сквозь стекло. Потом медленно, обстоятельно перелистал страницы, взглянул на фотографию, потом опять на меня.
Может, моя фамилия у него в списке? — всполошился я. Вдруг
Однако до Лондона я добрался без осложнений. Самолет вылетел по расписанию, полицейские на борт не поднимались.
В Хитроу я повторил ту же уловку. Снова купил билет в один конец. На этот раз до Женевы, на имя мистера Мумана. Слава богу, опять без осложнений, подумал я, с облегченным вздохом заняв место у окна в просторном ДС-10 компании «Свиссэр».
Вот–вот должны были задраить люки, уже вспыхнуло табло «Fasten seatbelts» [46] — и тут в проходе между креслами появилась девушка. С трудом переводя дух, она опустилась в кресло подле меня.
— Едва успели,— улыбнулся я.
Она тоже улыбнулась и со вздохом сказала:
— Ужас какой–то — эти огромные аэропорты. Приезжаешь в один конец, а надо, оказывается, совсем в другой. И идешь–ищешь, объяснить никто ничего толком не может. Дерготня и на нервной почве язва желудка — только и удовольствия. Я всю ночь не спала, боялась, не успею на пересадку, ведь наш рейс из Нью–Йорка опоздал на несколько часов.
46
Пристегните ремни (англ.).
— Но все же в порядке.
— Со мной — да. А вот с багажом... Мне отнюдь не улыбается торчать в Женеве без лыж и без тряпок.
— Ничего, как–нибудь уладится, дело житейское,— утешил я.
Но у самого у меня, когда я вернулся к купленной перед отлетом «Таймс», такой уверенности не было. Я имею в виду собственную ситуацию. Уладится ли все со мной... В Швейцарию я махнул по чистейшему наитию, в состоянии этакой трезвой паники. Я не мог сидеть сложа руки, нужно было что–то предпринять, попытаться разрубить этот узел, прежде чем меня упрячут в кутузку. Нью–йоркская полиция висит у меня на пятках. Они там убеждены, что я совершил два убийства. А еще за мной следит мафия, крупнейшая в мире, прекрасно организованная преступная машина с безграничными ресурсами. Они на убийства плевать хотели, как говорится, they couldn’t care less, ведь, скорей всего, это их рук дело. Но зато им очень охота наложить лапу на миллионы генерала Гонсалеса. Несмотря на зверские пытки, они ничего не добились ни от Астрид, ни от ее друга. А может, добились? Может, заставили–таки Астрид рассказать, что она отдала мне пленку и кубок? Что ответ на все их вопросы находится у меня?
— Простите, мисс, но это мое место.
Я поднял глаза. Пожилой мужчина в грубошерстном пальто, дородный и румяный, стоял возле моей соседки, рассматривая свой посадочный талон.
— Извините, ради бога,— смущенно сказала она.— Я так спешила, что, наверно, села не на свое место.
— Never mind. Ничего–ничего,— добродушно прогудел он.— Свободных кресел хватает. Сяду у окна, только и всего.
Вот это удача! — подумал я. Лететь до Женевы
Когда передо мной возник пластиковый поднос с привычным гибридом завтрака и обеда, я сложил газету, сунул ее в карман на спинке переднего кресла и повернулся к девушке. Длинные пепельные волосы, серьезное личико, прямой нос, большие серые глаза, чуть подведенные и оттого еще более темные. Пальцы, державшие белый пластмассовый прибор, были длинные, тонкие, с длинными ногтями, покрытыми ярко–алым лаком. Наверно, ей около тридцати. Хотя на первый взгляд она кажется моложе. Усталая складочка возле рта, усталые морщинки вокруг глаз. А что удивляться? Всю ночь летела над Атлантикой, сидя в тесном самолетном кресле, и тревожилась о судьбе лыж и чемоданов.
— Вы в Нью–Йорке живете? — спросил я, распаковывая сандвич.
— Нет. Впрочем, смотря о каком Нью–Йорке вы говорите.— Она улыбнулась и сразу помолодела. Точь–в–точь юная, полная ожиданий школьница, впервые выехавшая за рубеж.
— А разве их два?
— Город и штат. Я из Буффало, и это тоже Нью–Йорк. Штат Нью–Йорк.
— Знаю, знаю. Я ведь был там однажды, правда давно.
— А я знаю, что вы там делали!
Я недоуменно посмотрел на нее.
— Ясное дело, любовались Ниагарским водопадом,— сказала она и опять улыбнулась.
— Один — ноль. Что верно, то верно. Но мне не повезло. А может, наоборот, повезло. Потому что увидел я кое–что особенное.
— Что же именно?
— Я был там на Пасху, прилетел самолетом из Нью–Йорка. Пасха была ранняя, а зима затяжная, так что чуть ли не весь водопад являл собой громадную сосульку.
— Ниагара on the rocks [47] .
— Вот–вот. А это видел не каждый. Потом я еще зашел в музей. Тоже немыслимое заведение — чего там только нет! Начиная с мумий и кончая двухголовыми телятами. И все эти бочки, в которых разные психи пытались преодолеть водопад.
47
Со льдом (англ.).
Я не ошибся. Джейн Фрайден была куда более приятной соседкой, чем толстяк немец. Как выяснилось, она служила секретарем в одной из адвокатских контор Буффало, играла в теннис и в гольф, любила путешествовать и обожала лыжи. Бывала в Юте, и в Скво–Взллн, и в прочих «крупных» лыжных центрах Америки. А теперь вот они с подругой — та едет через Париж — собрались в Швейцарию. Я вынужден был признаться, что мои представления о горнолыжном спорте весьма скромны. Когда я был мальчишкой, подъемники в горах были редкостью, а ездить за границу кататься на лыжах казалось немыслимым. Карманных денег школьникам давали в обрез, а пасторского жалованья моего отца в приходе Вибю, что под Эребру, едва хватало на хлеб насущный. К тому же мне всегда нравились равнинные гонки.
— Cross country? Да, это тоже неплохо, но не так динамично. Вы только представьте: стремглав мчишься по кручам, а все–таки чувствуешь себя хозяином положения, полностью все контролируешь.
— Вот бы и мне,— сказал я, — чувствовать себя хозяином положения и полностью все контролировать.
— Это начисто снимает стрессы. Потому что сосредоточиваешься на все сто процентов. Ни для чего другого просто нет места. А потом наступает блаженная усталость. Ляжешь пораньше и спишь как сурок.