Кучум
Шрифт:
Держась рукой за пупок, вминая его внутрь, он тяжело вполз наверх башни и крикнул:
— Мое почтение ханскому визирю! Как драгоценное здоровье нашего хана?
— Спасибо, здоровье его в полном порядке. А ты, говорят, умирать собрался? Не рано ли?
— Ой, плохо дело, очень плохо. Ни сидеть, ни лежать не могу. Видно, и впрямь умру скоро.
— Брось, Соуз-хан, брось глупости говорить. Поживем еще с тобой. Почему ты не впускаешь меня? Или у тебя заразная болезнь?
— Да кто его знает. Может и заразная, а может нет…
— Вели
— Не могу, почтеннейший. Я еще вчера приказал завалить ворота и не открывать их никому.
— Тогда спускайся ко мне. У меня серьезный разговор и я не желаю перекрикиваться как двое глухих.
— Как я могу спуститься?! — всплеснул короткими ручками Соуз-хан. — Разобьюсь!
— Пусть хотя бы для меня лестницу спустят. Скоро ночь наступит. Да и поговорить надо. Давай лестницу!
Соуз-хан понял, что ему не отвязаться от назойливого гостя, и велел стражникам принести лестницу, по которой Карача-бек ловко вскарабкался на стену.
— Скажи своим нукерам, чтоб кто-нибудь стреножил мою лошадь. А то коль она убежит, придется брать у тебя доброго коня.
Карача-бек, проведенный в хозяйский шатер, заметил и сыновей Соуз-хана, поклонившихся ему, но без приглашения отца не посмевших зайти следом.
— Что же наследников своих не зовешь? Им тоже не помешает послушать, о чем старшие говорят.
Соуз-хану не оставалось ничего другого, как кликнуть сыновей.
— Отчего в поход с царевичем не пошли? — спросил их Карача-бек, осматривая плечистых здоровяков-братьев.
— Отец не пустил, — наклонил голову Шарип.
— Мы просились, — поддакнул младший.
— Успеют еще, навоюются, — с неожиданной твердостью в голосе проговорил Соуз-хан. Похоже, что болезнь его прошла и теперь, в присутствии сыновей, он держался уверенно, как и подобает отцу и хозяину.
— Может, и так… Может быть, немало еще всем нам повоевать придется. Многое зависит от того, как поход Мухамед-Кула сложится. Если удастся ему остановить русских, на том война и закончится. А вот коль они дальше поплывут… Тогда не знаю, как все повернется…
— Неужели такая сила у русских, что до самого Кашлыка дойти могут? А ведь и мой городок рядом, рукой подать. Что же делать?
— Подожди умирать раньше времени. Вон у тебя какие сыновья! Разве не защитят отца? А? — спросил он у зардевшихся румянцем молодых людей, ловивших каждое слово их разговора.
— Мы сможем постоять за себя! — привскочил Шарип.
— Я из лука утку влет сбиваю, — подхватил Набут.
— Это хорошо, что вы такие храбрецы. Только мне хочется о другом поговорить, — охладил их пыл Карача-бек. — Знаете ли вы, что ваш отец происходит из очень древнего рода? А значит, и вы тоже. Ваши предки были в родстве с великими ханами, которые владели едва не половиной сибирских земель. Поэтому я и почитаю вашего отца и вожу с ним дружбу. И вам надо помнить об этом.
— Мы помним, помним… А как же…
— И
— Это так, — подал голос Соуз-хан. — Не жалует он меня.
— А вы не думали, что будет, если русские вдруг да прогонят нашего хана? Кому достанется белый ханский войлок? Кто поставит свой шатер на ханском холме?
— Так сами русские и сядут, — простодушно ответил Шарип.
— Э-э-э… Ты плохо знаешь русских. Они не смогут управлять нами, потому что не знают нашего языка, обычаев, другой веры, нежели мы.
— Значит, найдут кого-нибудь, — предположил Набут.
— Вот именно. Кого-нибудь найдут, пригласят. Вы правильно меня поняли.
Соуз-хан, до которого начал доходить смысл слов Карачи-бека, хитро сощурился и причмокнул толстыми губами.
— Надо бы тогда помочь этим русским. А? Как думает почтенный визирь?
Я думаю, что ты правильно решил: отсидеться в городке и поглядеть, как дело выгорит, куда все обернется. Сейчас рано принимать чью-то сторону. Пусть все идет как идет.
— А где те ружья, что выковал тебе мастер, привезенный нами из Казани? — спросил Соуз-хан визиря.
— Они в надежном месте и ожидают своего часа. И лучше, чтобы ты совсем забыл о них.
— Хорошо, хорошо… — поспешно заверил его Соуз-хан. — Ты же знаешь, что я умею молчать.
— Да. Длинный язык часто укорачивает жизнь хозяину. А теперь, может, вы меня угостите чем-нибудь?
Рыбак Назис неспешно плыл на новом челноке, поглядывая на лежащий в носу улов. Рыба, отъевшаяся за лето, была вялой, чуяла приближение скорой зимы и держалась на глубине. В сетку, которую он ставил в устье небольшой речушки, попались пара щук и один небольшой язь. Но и этого должно хватить, чтоб сварить уху самому, накормить внуков.
После того, как они с новым господином Сабанаком ушли подальше от ханских сборщиков дани, даругов, нашли удобное для жилья место, прошло немало времени. Их пока никто не тревожил, мужчины повеселели, стали сытнее питаться женщины и дети. И сам Назис надеялся благополучно дожить остаток дней в тишине и покое.
— Ишь, как получается, — разговаривал по привычке он сам с собой, неторопливо взмахивая веслом и направляя лодку в узкую протоку в сторону селения, — когда одному человеку хорошо, то другим плохо. Наш хан желает много добра накопить, с нас шкурки требует. Мы, значит, помирай, а шкурки принеси. Разве можно так жить? Вот если встречу когда хана, то скажу ему: "Шибко жадный ты человек. Зачем нас обижаешь? Мы тебя не трогаем и ты нас не трогай. Нужна шкурка? Бери лук, ставь ловушку, добудь соболя. Почему мой внук должен тебе шкурку отдать? Нехорошо так…"