Кучум
Шрифт:
— Почему же они не взяли своих детей? Ведь то их дети?!
— Все так, да кому сейчас лишний рот нужен. Вот внуки и остались жить со мной. Так лучше. Но невестки иногда приходят, помогают нам. У них сейчас другие мужья, — горестно всхлипнул он, принимая топор из рук вспотевшего Тузгана.
— А где твоя старая лодка?
— Сгнила… Где ж ей еще быть, — просто ответил Назис, потом взглянул на Сабанака и добавил, — а еще раньше мою лучшую лодку отобрали воины хана Кучума. Так и живем…
— Да, — невольно вздохнул Сабанак, сочувственно оглядывая старого Назиса.
В первый год собрать ясак в сто соболей ему не
Следующий год был более удачный и соболей увезли в ханскую ставку столько, сколько требовалось. Но другие года опять были тяжелыми для охоты, и мужчины, пряча глаза, лишь разводили руками:
— Ушел соболь, господин, — сообщал каждый вернувшийся из леса охотник.
Тогда Сабанак надел лучшие свои одежды и сам отправился в Кашлык. Кучум был в отъезде, а принял его а своем шатре Карача-бек.
— Знаю, знаю о твоих бедах, — кивал он головой, — но надо на что-то содержать воинов, покупать оружие, отсылать подарки соседям. А если все беки и мурзы не соберут положенной дани? Что тогда?
Сабанак сидел молча, испытывая огромное унижение, и даже не смотрел на ханского визиря.
— Хорошо, я могу помочь твоему горю, — мягко заговорил тот, — приготовь для гарема ханских сыновей пять красивых девушек из своего селения. И еще. Сообщи, где твои люди прячут шамана. Мы давно ищем его.
— Я не совсем понял, о чем говорит уважаемый, — поднял наконец голову Сабанак, — о каких девушках? Какого шамана я должен найти?
— Какой непонятливый, право, — Карача-бек мягко улыбнулся, — подберешь красивых молодых девушек для гарема ханских сыновей. Чего не понять?
— Но как я скажу об этом отцам? Меня проклянут их матери…
— Это уже твое дело. Думай сам, как ты им сообщишь. Но только на таком условии можно списать с тебя долг.
— А где я должен искать шамана, которого в глаза не видел? Я правоверный мусульманин и к шаманам не обращаюсь.
— Зато люди твои не совершают намаз, не почитают Аллаха, а бегают в лес к своему шаману, где у них устроено святилище с деревянными истуканами.
— Если уважаемый так хорошо обо всем извещен, то почему он не может схватить шамана? Почему обязательно я должен выполнять грязную работу? — Сабанак гневно глянул на визиря. — Что-то я не помню, чтобы ты был во время боев с нами. Мы гибли, устилали дорогу к ханскому холму своими телами, чтоб потом здесь засели такие как ты и указывали, какую гнусность я должен выполнить. Ноги моей здесь больше не будет!
— Подожди давать необдуманную клятву, ибо сказано, что мужчина должен думать прежде, чем произнести слово, — остановил его визирь.
— Я много думал, находясь в московском плену. Очень много! Но даже предположить не мог, что стану собирать шкурки соболей для хана и поставлять девушек в гарем…
— Но сам хан выбрал тебе удел и определил размер подати. Мое дело только вести учет. Поговори с ханом, чтоб он снизил тебе размер дани. Чем я могу помочь?
— Кроме меня самого никто не поможет мне, — сверкнул глазами Сабанак и выскочил из шатра. Он не стал дожидаться возвращения в городок Кучума, а уехал из Кашлыка в тот же день. Вернувшись к себе, никому не сказал о разговоре с визирем, но, верно, жители по его хмурому лицу и так все поняли.
Какое-то время их никто не тревожил и не напоминал о долгах. Но однажды ближе к полудню показались ханские воины во, главе с Шербети-шейхом. Воинов было больше десятка, но для жителей селения, которых согнали на берег реки, этого было вполне достаточно. Никто не собирался оказывать сопротивление. Сабанак стоял в стороне, наблюдая за происходящим.
Шербети-шейх вышел вперед и громко заговорил, по очереди вглядываясь в каждого:
— Не первый раз я здесь, чтоб обратить вас на путь истинной веры, учу, как совершать намаз, молиться, соблюдать законы, предписанные шариатом. Но не вижу, чтоб слова мои нашли путь к сердцам вашим. Прошлым летом вы прогнали муллу, почтенного человека! — шейх выбросил вперед правую руку, указывая по очереди на каждого селянина. — Мало этого! Вы до сих пор поклоняетесь идолам, и сегодня мы решили положить конец этому. Кто укажет дорогу к вашему шаману? — толпа молчала. — Хорошо, — продолжил шейх почти добродушно, — тогда нам ничего другого не остается, как применить силу. Приступайте, — кивнул он воинам.
Те бросились вперед и схватили нескольких жителей, среди которых оказался внук Назиса, совсем еще молодой юноша, он покорно шел рядом с воинами, подталкиваемый копьями. Зато не выдержал старый Назис и кинулся на охранников, принялся охаживать тех суховатой палкой по спинам, приговаривая:
— Мало вам, сарты проклятые, что двое моих сыновей сгинули, так вы еще и до внука добрались! Убейте меня сперва…
Один из воинов ударил старика тыльным концом копья в бок и тот упал, к нему подбежал Тузган, оттащил в сторону. Остальные жители стояли в нерешительности, ожидая, что же будет дальше. Молчал и Сабанак, нахмурив брови и посматривая на шейха, на воинов, на жителей селения.
Пятерых схваченных воины привязали к росшим на берегу деревьям и по знаку Шербети-шейха начали собирать хворост, складывать его к ногам пленников. Жители молчали. Но когда один из воинов высек искру и раздул огонь возле ног пленников, Сабанак не выдержал и подошел к шейху.
— Чего вы хотите добиться? — поклонившись, заговорил он. — Они не покажут вам, где прячут шамана, если даже вы спалите всех их заживо.
— Пусть будет так, — пожал тот плечами, — мне уже приходилось встречаться с подобным. Мурза Сабанак, верно, знает, что согласно нашей вере нет иного Бога, кроме Аллаха.
— Конечно, — ответил тот покорно, — но сказано, что Бог ведет на путь истинный того, кого он изберет. Может, этим людям пока рано приобщаться к истинной вере?
— Мы не можем больше ждать. Помни, сказано: "Бог наложил на сердца и уши неверных печать, глаза их прикрыты покрывалом, страшная участь ожидает их". От них зараза распространяется на другие селения, они бунтуют. А заразу надо выжигать сразу и навсегда. И только так!
— Высокочтимый Шербети-шейх разрешит мне переговорить с людьми? Может быть, я смогу уговорить их…