Куда глядят глаза василиска
Шрифт:
Потом было стремительное движение через кусты, в течение нескольких минут Регента немилосердно трясло и било о спину похитителя: он решил все же, что это — человек, а потом густой низкий голос, сопровождаемый опахнувшим Регента жаром, произнес:
— Тебе все же удалось это, волшебник?
Так говорить мог только дракон, но от голоса отвечавшего Амальрика пробил озноб.
— Да, он попался, и теперь я не дам ему ни одного шанса.
Он слышал его лишь однажды, но считается умным помнить голоса смертельных врагов. Он действительно не получит шанса к спасению.
— Позади погоня, — заметил дракон.
Мешок втащили на чешуйчатую
— Взлетай, — отдал команду похититель, воздух вокруг сдвинулся, загудел, и звуки погони разом отдалились, сменившись голосами высотных ветров.
— Ты хорошо рассчитал, волшебник, — сказал дракон. — К рассвету будем у твоего Замка.
* * *
Когда Регента вытряхнули из мешка, он пребольно ударился о землю и, лежа лицом вниз, некоторое время приходил в себя. Чьи-то неласковые руки развязали веревки и выдернули из его рта кляп. Значит, уверены, что он никуда не денется. Собрав те силы, что откликнулись на его призыв, и сочтя себя в состоянии даже перед лицом лютой казни сохранить эльфийское достоинство, Амальрик оперся ладонями оземь и приподнял голову.
То, что он увидел вокруг себя, глубоко ошеломило его. Он лежал посреди Поляны Источника, у самого ключа. А вокруг, как когда-то, много лет назад, выстроился парад Темных Сил.
Они стояли полегионно, начищенные до последнего коготка, вооруженные до зубов и облаченные в новехонькие гномские доспехи. Лес копий и нагинат рос над их рядами, и сильный северо-восточный ветер гнал по небу клочки туч, рвал черные и красные бунчуки, знамена и прочие знаки отличия легионов. Когда-то, стоя здесь, он сам наблюдал за поединком в утреннем небе, рассуждая вслух о том, что гибель обоих противников будет для эльфов наилучшим вариантом. Потом на этом же самом месте он утратил Королеву Сэсс. Теперь он сам был гвоздем развлекательной программы. Очень трудно сохранять достоинство, когда твои мышцы не служат тебе, и ты лежишь перед всем этим парадом, прикрытый лишь ночной сорочкой, из-под клочьев которой выглядывает тщедушное тело. Однако он нашел в себе силы скривить рот: ради расправы над ним здесь, насколько хватает глаз, выстроен весь местный гарнизон, и развернуты все знамена. Высших почестей Черный трон не смог бы ему оказать.
Разбросанные тут и там, дымились костры. Дрова были влажными, и черные клубы, тяжело стелясь по земле, стекали вниз по склону. Тошнотворно пахло жженой костью. Над каждым из костров слабо булькал огромный закопченый котел, а возле стояли по два мерзко ухмылявшихся тролля в шипастых шкурах. Один подбрасывал дрова, а другой в монотонном ритме бил в большой гулкий барабан, и удары плыли над поляной, подобные клубам черного дыма. Амальрик отключил свое воображение, зная, что эта штука способна превратить в хнычущее ничтожество даже самого бравого храбреца.
Через поляну к нему шел принц. Пешком и не при параде, и Амальрик подумал, что он очень отличается от предыдущего. Этот не гоняется за показухой. Этот — не ничтожество. И этот с ним покончит.
В обычной своей кожаной куртке с пришнурованными рукавами, в черных брюках и высоких ботфортах, Рэй сделал лишь одну уступку параду: его худые щеки перечеркнул двойной — алый и черный — зигзаг молнии, давний ритуальный знак Темных. Он выглядел старше своих двадцати семи. Плечи укутывал теплый широкий плащ, и ветер то обвивал им фигуру принца, словно траурной погребальной пеленой, то вздымал его вверх, то хлопал им, точно
— Ты можешь встать, если хочешь, — сказал Рэй, останавливаясь над Амальриком. — Можешь лежать, это несущественно. Я перебрал много вариантов мести, выдумывал и отвергал множество изощреннейших пыток. Отвергал потому, что всего казалось мало. Я остановился на приемлемом и, как мне кажется, справедливом варианте. Я тебя освобожу. Сейчас ты встанешь и пойдешь, куда захочешь. Так, как ты есть. Я даже дам тебе нож. Ты сможешь бродить по лесу или же спрятаться в каком-либо закоулке Замка или его подземелий. Ты можешь выследить, убить и съесть любого из моих подданных, кто будет настолько неосторожен, но и им, не обессудь, будет предоставлено то же право. В этом месте правота на стороне силы. Выйти за пределы моего леса ты не сможешь.
— И где же здесь справедливость? — насмешливо спросил эльф.
— Я не предлагаю тебе ничего такого, чего не пережил бы сам.
— Но здесь холодно… а я не одет.
Принц пожал плечами.
— Я был бы рад изменить это обстоятельство.
Он бросил эльфу нож, воткнувшийся в землю рядом с рукой.
— Итак, до захода солнца у тебя есть фора. Ты пойдешь, и никто не имеет права преследовать тебя. Но после наступления темноты начнется игра. И я посмотрю, сколько ты сумеешь продержаться.
Амальрик поднялся, его рука сомкнулась на ноже, и он чуточку помедлил, раздумывая, не попытаться ли лишить мир этого Зла, метнув оружие тому в глотку, но передумал, так как принц явно этого ждал и имел наготове какую-то пакость.
Эльф повернулся к нему спиной и побрел вдоль строя к маячившей впереди роще, столь далекой, что она казалась миражом, занесенным оптической причудой откуда-то из другой сказки. И за его спиной строй взорвался улюлюканьем и свистом. Никто, правда, не осмелился тронуть его, но это был только вопрос времени. И лишь один голос не участвовал в травле. Смерть с глазами василиска в этот миг была нема.
* * *
Рэй, не сводя глаз с удаляющейся спины эльфа, беседовал вполголоса с неприметным бородавчатым лешим, опиравшимся при ходьбе оземь длинными руками, отчего костяшки его пальцев были украшены чудовищными мозолями.
— Твои готовы?
— Как обычно, мой принц.
— Не вздумайте на самом деле причинить ему вред. Только пугать. Но уж это ты, я надеюсь, выполнишь художественно.
Леший ухмыльнулся, показав гнилые желтые клыки.
— Я рад стараться и без приказа, принц. Но этого мы прогоним по всей программе. Но почему, принц, вы хотите оставить его в живых?
— Ожидание смерти — хуже смерти, — поговоркою ответил Рэй, и леший радостно кивнул. — Я хочу… — Рэй попытался усмехнуться, но глаза его подвели. — Он сделает это сам, потому что ожидание будет невыносимым.
Это ожидание. Ему хотелось поставить перед Амальриком зеркало, которое отразит на него самого грехи его жизни, совершенные «на благо» избранного народа. Голодная нечисть в выстывшем лесу — это за него самого. И ожидание смерти вместо смерти — это за Сэсс, которая была для него как… ну, настоящей-то матери у него не было никогда. Да и смешно было бы так думать о той, кто старше на восемь лет.