Куда она ушла
Шрифт:
11
У «Падающей звезды» всегда было правило – сначала чувства, потом работа – так что я о ребятах особо не думал, ни о том, что они чувствуют по поводу моего длительного отсутствия, ни о том, насколько могут быть недовольны. Я полагал, что они поймут все без объяснений.
Когда я вышел из мрака и написал те первые десять песен, я позвонил Лиз, и она собрала нас всех за ужином. Мы сели за Клубный стол – Лиз обклеила деревянный обеденный стол из семидесятых, который мы нашли на обочине, флаерами различных групп и покрыла примерно тысячей слоев лака,
– Чувак, мы уже думали, что ты завязал, зачах совсем и решил посвятить остаток жизни дерьмовой работе, а у тебя, оказывается, что-то рождалось, – воскликнул Фитци. – Крутые вещи.
Лиз кивнула.
– Да. И красивые. Это, наверное, катарсис. – Она пожала мне руку. – Я бы очень хотела тексты почитать. Они на компе?
– Нет, дома, в тетрадке. Я запишу и отправлю по мылу.
– Дома? Разве не тут твой дом? – спросила Лиз. – Твоя комната так и стоит нетронутой, как музей. Может, переедешь обратно?
– Мне, правда, перевозить почти нечего. Разве что вы все мое барахло распродали, и нужно тащить новое.
– Мы пытались, но все слишком пыльное. Никто не взял, – ответил Фитци. – Правда, на твоей кровати мы храним шапки, – он хитро улыбнулся. Я раньше допустил ошибку, сказав ему, что превращаюсь в своего умершего деда, который верил во всякие странные приметы, в том числе он ни капли не сомневался, что класть шапки на кровать – не к добру.
– Не бойся, мы сожжем здесь полынь, – ответила Лиз, и стало ясно, что Фитци всех уже оповестил.
– Ну так что, это все? – спросил Майк, постукивая ногтями по ноутбуку.
– Чувак, у него десять песен, – с широченной улыбкой ответил Фитци, у которого шпинат застрял между зубов. – Десять безумно качественных песен. Практически целый альбом. Даже для студии уже достаточно.
– Это только те, что готовы, – перебил я. – Будет еще как минимум десять. Не знаю, что творится, но из меня как будто прямо поток хлещет, словно они уже и написаны, и записаны, и кто-то просто поставил пластинку. Я стараюсь вывести это в реальность как можно быстрее.
– Ты уж угождай своей музе, – посоветовала Лиз, – она дама непостоянная.
– Я не про песни, – сказал Майк, – мы даже не знаем, будет ли альбом записываться. Нужны ли мы еще кому. У нас дела шли в гору, а он все уничтожил.
– Ничего он не уничтожал, – ответила Лиз. – Во-первых, прошло всего несколько месяцев. Во-вторых, альбом, записанный у Smilin’ Simon, рвет все инди-чарты, на студенческих радио его крутят постоянно. К тому же я колледжами плотно занималась, – продолжила она, – брала интервью и всякое такое, чтобы пламя не угасло.
– Кстати, «Совершенный мир» даже вырвался дальше по популярности, его играют на спутниковых радиостанциях, – добавил Фитци, – так что я уверен, что нас будут рады видеть. Да они просто обосрутся, когда это услышат.
– Еще неизвестно, – настаивал Майк, – у них там свои тренды, квоты. Требования. Я вообще-то говорил о том, что он, – и Майк ткнул в меня пальцем, – бросил группу, ни слова не сказав, а теперь прискакал обратно, как ни в чем не бывало.
Майк был прав, хотя жить я никому не мешал.
– Слушай, извини. У нас всех свои косяки. Вы могли бы меня заменить, если бы хотели. Взяли бы нового гитариста и подписали бы этот свой контракт.
Ребята перекинулись взглядами, и я понял, что такой вариант обсуждался, и, вероятнее всего, Лиз наложила на него вето. В коллективе у нас была демократия, и каждое решение мы всегда принимали вместе. Но если копнуть поглубже, то было ясно, что группа принадлежала Лиз. Она ее собрала, взяла меня гитаристом, увидев несколько раз в городе. Потом заарканила и Фитци с Майком, так что, в конечном счете, все вопросы о смене состава решались ею. Может, по этой причине Майк и начал играть с другим барабанщиком под псевдонимом «Наемный Работник».
– Майк, не понимаю, чего ты хочешь сейчас добиться? – спросил Фитци. – Коробку конфет? Или чтобы Адам преподнес тебе букет и извинился?
– Фитц, пошел ты!
– Цветы я куплю, – сказал я. – Желтые розы. Они у нас вроде как символ дружбы. Я сделаю все, что скажете.
– Это тебя устроит? – продолжил Фитци. – Чего это вообще за хрень, дружище? У нас теперь отличные песни. Жаль, что не я написал. Но они – Адама. Он прошел через такое. Теперь вернулся. Так что предлагаю взяться теперь уже за музыку, и посмотрим, что из этого выйдет. Может, он хоть немного опять жизни радоваться начнет. Так что все, чувак. То в прошлом.
Опасения Майка оказались необоснованными. У некоторых из компаний, которые охотились на нас осенью, интерес действительно перегорел, но не у всех, и когда мы отправили им демки песен, которые впоследствии вошли в «Косвенный ущерб», они как с катушек все послетали, так что мы мгновенно подписали контракт и оказались в студии с Гасом.
Какое-то время все шло хорошо. Фитци с Лиз оказались правы. Запись альбома принесла мне катарсическое облегчение. И радость вернулась. Сотрудничество с Гасом тоже возымело мощный эффект: он отыскал всю силу нашего звука, научил нас не бояться своей чистой энергии, и нам всем покатило. Мы записывались в Сиэтле, жили там в корпоративной квартире и чувствовали себя Лучше Всех На Свете, это было нереально круто. Казалось, что все супер.
Вскоре после выхода альбома мы отправились в турне. Перспектива пятимесячного марш-броска на длинную дистанцию по Северной Америке, Европе и Азии страшно вдохновляла, казалось – что может быть круче? Поначалу все действительно шло отлично, хотя и сильно выматывало. И вскоре я начал чувствовать усталость постоянно. И одиночество. Свободного времени, когда я только и делал, что тосковал по ней, у меня оставалось предостаточно. Я окапывался в отеле или в хвосте автобуса. Перестал кого-либо к себе подпускать. Даже Лиз. В особенности Лиз. Она неглупая, уж она-то знала, что происходит – и почему. Да и изнеженной ее не назовешь. Она от меня не отставала. Но я зарывался все глубже. Потом она, наверное, устала пытаться вытащить меня наружу.