Кухонная энциклопедия поросенка Габ-Габа

Лофтинг Хью

— Может быть, поэтому верблюды могут идти так долго без остановки? — спросила Чичи. — У них ведь, кажется, два живота. Или это у кого-то другого?

— Пи-пи-пи, — прыснула белая мышка. — Два живота! Как здорово! Хотя, — она вдруг помрачнела, — не очень-то и здорово. Только вообразите, что у вас болят сразу два живота. Ой-ой-ой!

— Однако не забудь, дружок, — сказал Габ-Габ, — что если у тебя не в порядке один живот, его заменит второй. И неужели ты не понимаешь, — он обернулся и ткнул своим

огромным гусиным пером в сторону Джипа, растянувшегося у огня, — что история кухонных изобретений — это история человечества, да, пожалуй, история всего мира животных? Да спроси хоть самого Доктора Дулитла! И не только история, но и география! Почему, ты думаешь, разные народы обосновались там, где мы их видим сегодня на карте? Потому, что они нашли там подходящие продукты, — Габ-Габ вскочил, потрясая своим пером. — Грандиознейшие войны, дамы и господа, вспыхивали оттого, что люди не могли поделить пшеницу, из которой пекут хлеб, овес, из которого варят кашу, пастбища, на которых пасут овец и коз. Из овечьей шерсти делают одежду — без нее люди бы замерзли, а без молока — умерли от голода. Но прежде должна быть трава. Пища! И питьевая вода — тоже своего рода пища в конце концов: веками одни племена воевали с другими из-за того, кому достанется источник или река, которые означали для них самоё жизнь. Целые народы исчезли с лица земли, вымирая от голода — им было нечего есть. Великие королевства приходили в упадок и гибли оттого, что в погребах было пусто. Мощные империи достигали зенита могущества и славы — при полных желудках. Книга, которую я пишу, покажет, что на свете не существует ничего, дамы и господа, ровным счетом ничего, что было бы для нас важнее пищи, — и великий писатель тяжело опустился на стул, видимо подавленный значительностью своей длинной речи и огромной важностью пищи.

— Он что-то сказал о козьем молоке? — сонно пробормотал Джип. — Бр-р-р, гадость! Терпеть его не могу!

— Хрюшка наш дело говорит — иногда, — прочирикал весельчак Чипсайд. — Кто ж спорит, весь мир на еде держится. Старикашка Джип только спросил: зачем болтать-то обо всем без конца?

— А почему бы и нет? — возразил Габ-Габ. — Это что, стыдно?

— Да нет, — ответил воробей. — Ладно, валяй дальше свою лекцию, доктор Хряк.

— Прошу не называть меня хряком, — рассердился Габ-Габ. — Не забывайте, что у меня есть родословная — длинная родословная.

— Куцый хвостик и длинная родословная! Пи-пи-пи! — пропищала белая мышка и захихикала над собственной шуткой.

— Предпочитаю быть фокстерьером с короткой родословной, чем поросенком с длинной, — пробурчал Джип.

— И снова ты только лишний раз показываешь свое невежество, — сказал Габ-Габ. — В старые времена рыцари с гордостью носили на щитах и шлемах знак — голову вепря.

— Что такое вепрь? — спросила белая мышка.

— Поросенок, который слишком много болтает, — проворчал Джип.

— Ладно, профессор, не обращай на него внимания, — сказал Чипсайд. — Ну хочется старикашке иногда пошутить.

— Итак, — произнес великий писатель, — все вы, наверное, слышали о войне Роз — где воюющих одной стороны, Ланкастеров, когда они выходили на битву, украшала белая роза, а их противников, Йорков, — алая.

— Это было незадолго перед моим рождением, — вмешалась Полинезия, которая прожила очень длинную жизнь. — Я что-то слышала о них.

— Очень хорошо, — сказал Габ-Габ. — Но доводилось ли вам слышать о войне Помидоров? Нет? Так слушайте, я расскажу вам.

Белая мышка снова погладила свои длинные шелковистые усики и, устроившись поудобнее, приготовилась слушать.

— Война Помидоров! Недурно, — хихикнула она.

— В одной стране, — начал Габ-Габ, — много лет назад к обеду в день Рождества подавали жареного гуся, начиненного помидорами. Сколько люди помнили себя, таков был национальный обычай. Никому и в

голову не приходило встретить Рождество без жареного гуся с помидорами, как, скажем, не пришло бы в голову попытаться взлететь. Специально для рождественского гуся на солнечных землях этой прекрасной и мирной страны выращивали отличные круглые красные помидоры; так бы и жил этот счастливый народ, если бы в один роковой день из соседней страны не приехал к ним в гости садовник.

Этот садовник был не злой человек, и, хотя из-за него произошло столько несчастий, он хотел как лучше. Он считал себя большим знатоком овощей и фруктов и привез с собой новый сорт помидора. Это был желтый помидор — то есть, желтым он становился, когда поспевал. Садовник сказал, что это последняя и самая модная новинка — тот, кто идет в ногу со временем, если он может достать желтые помидоры, на красные даже не взглянет. Вы знаете, каковы люди: то, что приходит к ним издалека, из чужих земель, всегда кажется им лучше того, что растет или вырабатывается дома.

И вот, многие богатые семьи стали сажать желтые помидоры; скоро новое поветрие охватило очень многих. И когда наступило Рождество, добрая половина жареных гусей была начинена желтыми помидорами. Но в каждой стране всегда есть люди, которые называются консерваторами, — они думают: пусть все будет по-старому, так лучше. И, узнав, что рождественских гусей подают с новой начинкой, консерваторы страшно рассердились. Они произносили речи на площадях. Они призывали всех истинных патриотов дать решительный отпор желтым помидорам. Красные, говорили они, были хороши для наших отцов, хороши они и для нас, и для наших детей. В наши дома коварно вползает чуждый нам иноземный вражеский обычай, и если позволить распространиться по стране желтой заразе, наша возлюбленная родина больше никогда не будет такой, как прежде, — начнется собачья жизнь.

— Вот еще! — фыркнул Джип. — Собаки терпеть не могут помидоры.

Габ-Габ поднял свое перо, призывая к тишине, и продолжал:

— С другой стороны, богачи — не из старинных родов, а те, что только-только разбогатели и хотели прослыть модными и современными, упорно отстаивали новую начинку. Вскоре и они стали произносить речи на улицах. Тут уж такое началось! Вся страна разделилась на два лагеря. На каждом углу спорили и бранились. Правительство пало. Министры лишились работы. Из-за этого спора, который уже стал казаться неразрешимым, начали происходить разные неожиданности. В конце концов разразилась война, худшая из войн, гражданская, — люди воевали со своими соплеменниками.

— Многие погибли? — шепотом спросила белая мышка.

— Нет, — ответил Габ-Габ. — К счастью, нет. Это, наверное, единственный случай в истории. Война Помидоров в самом деле была поразительная война. Хотя она тянулась очень долго — много раз наступало и проходило Рождество, — и люди уже не понимали, остановятся они когда-нибудь или нет, не погиб никто. Потому что вместо пуль и пушечных ядер они стреляли помидорами. Одна сторона называла себя Желтыми, а другая — Красными.

Но удивительнее всего было то, что Красные стреляли желтыми помидорами, а Желтые — красными. Они, понимаете ли, думали, что противнику будет обиднее, если его закидают его собственной начинкой, так сказать.

— Ну и кто победил? — спросила Чичи.

— Желтые. Им в конце концов удалось загнать Красных в ущелье между двумя горами. И там, на берегу реки, они просто забросали врагов помидорами, те взмолились о пощаде, и был объявлен мир. Но рассказывают, что еще долго после войны вода в реке была красной от томатного сока.

— Значит, гусей стали начинять желтыми помидорами? — спросила белая мышка.

— Нет, — ответил Габ-Габ. — Дело в том, что после войны в стране не осталось ни одного помидора. Все были пущены в ход. На следующее Рождество — а затем и на каждое — жареного гуся подавали с луком.