Кукла затворника
Шрифт:
Потом Макс уехал в путешествие по Европе. За две недели ни разу не позвонил Кларе. Не до нее было. Когда вернулся, тоже не сразу набрал ее номер. Только когда с делами управился. В итоге через месяц только позвонил. И услышал чужой голос:
– Клара умерла девять дней назад. Сегодня поминки. Приходите.
Он пришел, потому что думал, что она скончалась от болезни. Клара была похожа на угасающую от рака девушку. Но оказалось, она покончила с собой.
Макса мучили угрызения совести. Он думал, она из-за него вскрыла себе вены. Улетел в Европу, пропал, считай, бросил. Он пытался
Не было дня, когда бы он не вспоминал свою бабушку. Но после гибели Клары Макс начал мысленно с ней разговаривать, советоваться. Он переселился из своей комнаты в ту, где обитала Лия. Он достал все ее вещи. Он пересматривал фотографии, читал книги, наряжал елочными игрушками цветы в кадках и разыгрывал спектакли. Однажды он положил с собой в кровать розовощёкую фройляйн и впервые за последние месяцы проспал сном младенца. Лия рассказывала, что эту куклу она купила, будучи беременной. Для дочки, которую ждала (она не сомневалась, что носит девочку). Но случился выкидыш, а кукла осталась в память о не рожденной дочке.
Интереса ради Макс стал узнавать, что это за кукла. На затылке имелась маркировка производителя и серийный номер. В век интернета получить нужную информацию совсем не трудно, и Максим выяснил, что является владельцем не самой редкой, но довольно ценной куклы (рыночная стоимость тысяча долларов). Зовут ее Гретхен. Выпущена в тридцать пятом году на частной фабрике. Кроме нее кукольник изготовил двух сестричек – Ирму и Эльзу. Изначально они продавались вместе с чайным столиком, креслами и посудой. Это был набор. Но стоил он дорого, и продавцы разбили троицу. Мебель и сервиз также начали продавать отдельно.
Макс тут же загорелся идеей приобрести Ирму и Эльзу. А также вещи, им принадлежащие. На это ушло несколько лет. Но то были счастливые годы. Маркс и думать забыл о Кларе. Да и другие женщины его волновали мало. Они появлялись, но не оставляли следа в его сердце.
Челышев возвращался домой после долгого трудового дня. Ему приходилось вкалывать, чтобы потакать своим прихотям, а именно покупать антикварных кукол. Собрав сестричек и усадив их за стол, он взялся за вояк – фельдфебелю нужна была компания.
– Максим Павлович, – окликнули Челышева.
Он обернулся на голос и увидел паренька в коротких джинсах. Его тонкие щиколотки покрывали кучерявые темные волосы. Макса передернуло. Носки придумали не только для того, чтобы ступни не стирались в кровь, еще и для эстетики. С ними корявые мужские ноги смотрятся более или менее пристойно.
Если бы Челышев не отказался от преподавательской деятельности в университете два года назад, решил бы, что перед ним студент.
– Мы знакомы? – спросил Макс.
Парень качнул головой, затем достал из модной сумки, что пересекала его стройное тело, документ. Макс не успел прочесть, что в нем написано, как книжечка захлопнулась.
– Я из следственного комитета. Оперуполномоченный Гаранин. Святозар Игоревич.
Максим сдержал
– И чем я могу быть вам полезен, господин Гаранин?
– Вы знакомы с Павлом Евгеньевичем Ивановым?
– Не близко.
– Его убили сегодня в собственной квартире.
– Что вы говорите? – воскликнул Макс. – За что?
– Выясняем. – Парень переступил с ноги на ногу и поморщился. – Простите за интимную подробность, но я умираю, хочу в туалет. Можно мы продолжим разговор в вашей квартире?
– Хорошо, пойдемте.
Они поднялись. Макс впустил Святозара в квартиру. Тот скинул кеды и дунул к туалету.
Пока опер справлял малую нужду, Челышев перекладывал купленные продукты в холодильник. Обезжиренный творог, капуста, кабачки, зелень. Он не перестал любить выпечку, но теперь готовил низкокалорийные сырники и оладьи. Заправлял их легким йогуртом. Если бы не проблемы с сердцем, выявившиеся после смерти Лии, Макс и не подумал бы худеть. На внешний вид ему было плевать. Но болеть ужасно. Тем более когда за тобой некому ухаживать. Естественно, мама не бросит. Поможет, чем сможет. Но Максу не хотелось, чтоб она приносила себя в жертву ему. Да и общество ее его не особо радовало. С ней ему было… напряжно. Воскресные и праздничные обеды Максим высиживал, но когда они заканчивались, уходил домой с радостью.
– Будете чай? – спросила Челышев у покинувшего уборную Святозара.
– Не откажусь.
– Минутку.
Он включил чайник и достал из ящика жестяную коробку с цейлонским чаем. Самым обычным, из супермаркета. Перестав лакомиться мучными сладостями, Макс начал ценить напитки, которые хороши сами по себе. Чай стал приоритетным. Но себе он заваривал элитные сорта, а гостям сойдут и простые.
– Расскажите, как вы познакомились с Павлом Евгеньевичем? – спросил Святозар.
– На специальном сайте. Я коллекционирую кукол, он тоже.
– Сколько раз вы виделись?
– Два. Один раз он ко мне приезжал, второй раз я к нему.
– Зачем?
– Я продавал куклу. Приобрел именно с этой целью. Хотел заработать. Павел заинтересовался. Мы договорились о встрече, он приехал, посмотрел, но остался недоволен. Ему не понравилось состояние. Однако через месяц он снова со мной связался, спросил, продал ли я свою принцессу.
– Это была особа королевских кровей?
– Да. Ее выпустили сразу после рождения Елизаветы Второй в тысяча девятьсот двадцать шестом году.
– Что вы ответили?
– Правду. Что кукла все еще при мне, потому что за копейки я ее не продам, а назначенную мною цену никто не платит. И Иванов предложил еще раз встретиться. Но в присутствии эксперта. Я не возражал. Вместе с Лиззи мы приехали к Павлу. Он был не один, а с мужчиной не первой молодости и свежести, но не стариком. Якобы экспертом. Тот осмотрел куклу, стал занижать мою цену, мы поспорили, и я уехал домой.
– Это все?
– Да.
К этому времени чай почти поспел. Не раскрылся еще, но уже был заварен. Макс водрузил на стол чайничек и кружки. Из германской фарфоровой посуды, украшенной тонкой работой, он пил чай один или с куклами-сестричками.