Кукловод
Шрифт:
– Все хорошо, Кэролайн. Все будет хорошо, - произносит Стефан, и я верю ему. Теперь все действительно будет хорошо.
***
На улице уже совсем темно. За окном разыгралась буря, фиолетовые молнии часто прорезают угольно-черное небо, а следующие за этим раскаты грома сотрясают, кажется, даже стены многовекового замка. По стеклу стучат тяжелые капли дождя, где-то в длинных, пустых коридорах гуляет ветер, и тяжелые дубовые двери изредка хлопают на сквозняке.
– Ничего себе, здесь можно снимать фильмы ужасов, - улыбнулся Стефан, присаживаясь рядом со мной. Сейчас мы в библиотеке, сидим просто перед камином, который является единственным
– Угу, про вампиров, - усмехаюсь я, и кладу голову Стефану на плечо.
– Елена знает, где ты?
– Знает, что я решил на какое-то время уехать из Мистик Фолс. Больше ничего. У нас очередной кризис в отношениях, а твой совет, данный в последнем письме, оказался очень даже неплох, - отвечает Стефан, задумчиво наблюдая за языками пламени, выплясывающими в камине.
– Ты вернешься домой?
– вопрос Стефана приводит меня в замешательство. Домой? А разве у меня есть дом, то место, где кто-то меня ждет, куда можно вернуться после долгого отсутствия? Я сомневаюсь в этом, поэтому просто пожимаю плечами и тихо произношу:
– Пока не знаю. Может, да. Может, нет. Мне здесь легче, Стефан.
– Уверена? Ведь Никки подруга Клауса, да?
– Твое имя отдается болью в сердце, и я прикусываю губу, чтобы не расплакаться или не заорать от бессилия и все продолжающейся душевной боли. Для слез еще будет время, мне не хочется омрачать день приезда Стефана негативными эмоциями. Лишь через минуту мне хватает сил неразборчиво пробормотать:
– Думаешь, я мазохистка? Нет, Стефан, мне не нравится страдать. Просто вся эта ситуация не отпускает меня. Мне хочется так много сказать ему, высказать все, что накопилось в душе, но у меня нет такой возможности, поэтому мои мысли постоянно возвращаются к этому, не дают мне спать, жить спокойно, - я и сама не очень понимаю свои разрозненные мысли, но Стефан, кажется, понимает, потому что переводит взгляд на меня и произносит:
– Выскажись. Напиши письмо. Ведь не обязательно отправлять, но полегчать должно. Проверено.
***
Часы показывают уже три часа ночи, когда я наконец-то переступаю порог своей комнаты. Мы со Стефаном многое успели обсудить, вспомнить прошлое, и я на самом деле очень устала, переполненная впечатлениями прошедшего дня. Но за окном все так же идет дождь, мысли роятся в голове, и я, постояв минуту в нерешительности, все же сажусь за стол, беру чистый лист, ручку и быстро, чтобы не передумать, пишу:
“Здравствуй, Клаус…”
Япония, Токио, 2020 год, май, 04.00
Ты молчишь уже несколько минут, подняв голову к небу, с которого льется дождь. Мы уже давно промокли насквозь, и теперь сидим на каменном выступе, свесив ноги вниз. За пеленой дождя не удается различить ничего там, внизу, но мы и не нуждаемся в этом. Наш мир сейчас сузился до крошечных размеров, в нем нет места ничему, кроме общих воспоминаний.
– И что же ты написала?
– мне не удается сдержать любопытство, поэтому я нарушаю тишину, внимательно всматриваясь в твое бледное лицо, слабо различимое в темноте.
– Не важно. Ничего, что стоило бы вспоминать. Это было эмоционально, Клаус, и я не хочу, чтобы у тебя был еще один повод сомневаться в искренности моего желания остаться с тобой.
– Ты думаешь чем-то удивить меня, куколка? Вряд ли это возможно, а мне хочется знать, - я не намереваюсь уступать, ведь сегодня ты впервые настолько откровенно рассказываешь
– Я написала, что ненавижу тебя. Жалею о том, что встретила тебя. Написала о том, как больно ты мне сделал. Я не помню всего, да это и неважно уже, - ты смотришь на меня, кладешь свою руку поверх моей, переплетая наши пальцы.
– Почему ты поехала туда, Кэролайн? Почему именно Шотландия?
– меня всегда интересовали эти вопросы, но я никогда не задавал их прежде. Прежде мы редко говорили откровенно.
– Там я была счастлива. Я просто хотела счастья, Клаус.
***
Мы возвращаемся в комнату, когда часы показывают десять минут пятого. Где-то там, на горизонте, уже появляется едва заметная желтая полоска: вестник скорого рассвета, и мне хочется поторопить тебя, хочется услышать больше, потому что мне важно знать, жизненно необходимо понять тебя. Но ты задумчива и продолжаешь молчать, не обращая внимания, что с твоих волос и одежды капает вода, стекая на холодный мрамор.
– Кэролайн, тебе больше нечего сказать?
– в конце концов, спрашиваю я. Сначала мне кажется, что ты не услышала, но спустя мгновение я замечаю, как дрожат твои плечи, и ты вся содрогаешься в приступе истерического смеха.
– Нечего? Нечего?!
– Ты стираешь то ли дождевые капли, то ли слезы с щек, улыбаешься горько и отчаянно, а потом громко, едва не срываясь на крик, произносишь: - Да мне вечности не хватит, чтобы сказать тебе все, что я хочу! Когда-то ты сказал, что будешь для меня всем десять лет, но ты не предупредил, что и потом я не избавлюсь от необходимости, от потребности быть рядом. Ты нужен мне, понимаешь?
– ты подходишь совсем близко, обхватываешь мою руку двумя своими ладонями, прижимаешь к своей груди.
– Если бы я знал тогда, как это изменит нас, Кэролайн. Если бы я знал, что ты, совсем ребенок, сможешь перевернуть мой мир, изменить его до неузнаваемости. Если бы знал… - ты не даешь мне договорить, становишься на носочки, прижимаешься своими губами к моим. Я чувствую на твоих губах дождевую влагу, ощущаю, как дрожат твои руки, которыми ты обхватила меня за шею.
Рассудком я понимаю, что нам нужно договорить, решить, как жить дальше, расстаться навеки или, наоборот, навсегда соединить судьбы. Но в тот момент мне плевать на рассудок, потому что руки неловко цепляются за мокрые вещи, которые рвутся под пальцами, как бумага, и губы шарят по коже так настойчиво, как будто времени совсем мало и нужно успеть, как можно больше. Поэтому я позволяю себе череду коротких, яростных поцелуев, оставляющих на коже яркие метки, позволяю себе скользить руками по обнаженной коже твоей спины, оставляя синяки, прижимая тебя ближе к себе, так, чтобы даже вздохнуть нельзя было, так, чтобы дыхание одно на двоих.
Возможно, это было помешательство, безумие, но какая к черту разница? Ты здесь, такая родная, знакомая, необходимая. Ты шепчешь что-то мне в губы, ты оставляешь царапины на плечах, ты водишь руками по моей груди, и это окончательно уничтожает последние запреты и предосторожности. Я подхватываю тебя на руки, не прерывая поцелуя, преодолеваю расстояние до нашей комнаты и бережно кладу тебя на кровать. Я легко целую тебя в уголок дрожащих губ, зачарованно наблюдая, как в приглушенном свете свечи, догорающей на столике, искрятся твои глаза. Как часто мне снились твои глаза, Кэролайн, в те проклятые дни, когда единственной моей целью, навязчивой идеей и манией стало найти тебя.